И еще более задумчиво:
Заслуживает рассмотрения и вопрос, каково отношение времени к душе... Если души нет, будет ли тогда время или это не так? Тут, пожалуй, нелегко разобраться. Ведь когда отсутствует возможность бытия того, кто будет считать, не может быть и исчислимого, а стало быть, ясно, что в этом случае не может быть и числа, ведь число - это либо нечто (уже) сосчитанное, либо нечто исчислимое. Если же ничему, кроме души или, точнее, ума в душе, не свойственна деятельность счета, то, коль скоро не будет существовать души, не будет и времени...
Это с одной стороны. Но в то же время время есть нечто всеохватное, то в чем происходит всё. Как пишет тот же Аристотель, оно en panti (повсюду), en ge, en thalatte, en ourano - на земле, на море, на небе.
То есть оно в некотором роде объективней, чем все объекты.
Оно объективней, чем все объекты, но вместе с тем - субъективно в том смысле, что оно есть только тогда, когда есть субъекты.
О чем говорит это противоречие? Мы знаем, говорит Х. уже из прежних разъяснений, что понятия "субъект" и "объект", как их сегодня употребляют, остаются онтологически неопределенными. И, значит, это ложный путь - рассматривать вопрос о бытии времени в рамках субъект-объектной оппозиции.
Всё упирается в вопрос о бытии Dasein: не обстоят ли дела так, пока что спрашивает Х., что Dasein, поскольку оно экзистирует, есть нечто более внешнее, чем любой объект, и вместе с тем - более внутреннее (субъективное), чем любой субъект, т.е. душа?
Важно, видимо, правильно осмыслить понятие akolouthein, следования, как подразумевающего некоторое онтологическое отношение фундирования, имеющееся между временем, движением, непрерывностью и измерением (в смысле простертости). У Аристотеля в явном виде об этом говорит только то, что сказано о переходности времени, о том, что "теперь" всякий раз есть "теперь-еще-не" и "теперь-уже-не"...
Х. завершает этот разбор аристотелевой концепции времени обещанием, что оба отрицающих друг друга суждения - время объективно и время субъективно - найдут определенным образом свое оправдание в более исходном понятии временности.
