Изначально эта заповедь прочно связана с иудейством: два обрезания - плоти как знак принадлежности к Народу, и сердца как то, чего ждет Бог от Народа. Эта связь сохраняется и у Павла, только понятие подлинного иудейства переосмысляется как иудейство по духу.
Но мое внимание привлекло именно соотношение между двумя обрезаниями. Сердце - это, как известно из аскетики, духовный центр человека, та самая обитель, которую нужно приготовить Господу. Приготовление описывается как очищение - от всего, что мешает принять Гостя, а точнее истинного Хозяина, и обрезание, как неотделимое от первого придание сердцу восприимчивости, чувствительности к божественному воздействию.
Центральность сердца означает в этой парадигме периферийность, инструментальность всех других органов - в том числе и того, к которому относилось плотское обрезание, но ведь не только!
Не буду инвентаризовать с этой точки зрения всё устройство человека (чтобы поближе к правомыслию, надо бы перечитать "Об устроении человека" св. Григория Нисского), но как мыслить в этом ключе ум, его отношение к сердцу? Вроде бы ясно, что ум должен быть подчинен сердцу. Да и аскетика, сколько знаю, о том же: о сведении, совредоточении ума в сердце.
Далее. Если вернуться к метафоре обрезания, то вроде бы ясно, что ему подлежит прежде всего сердце, а уж потом другие, подчиненные ему органы. В том числе и ум.
А вот теперь самое интересное: что может значить применительно к уму обрезание? Видимо, что-то связанное с его сведением в сердце, которое тоже отнюдь не так уж понятно.
Вот что об аскетической практике сведедения ума в сердце пишет С.Хоружий в своем аналитическом словаре исихастской антропологии (даю в выдержках):
особый процесс концентрации, сосредоточения или центрирования сознания...
с древности известный аскетике путь преодоления этой рассеянности, путь организации всех энергий не просто в единство (в некое единство их организует и страсть), но в единство, пригодное для соединения с Божией энергией. В его основе – объединение и взаимная координация энергий умственных и душевных. ...
Имеется в виду, как мы видели, отнюдь не то, что ум обращается к рассмотрению «сердца», внутренней жизни, а то, что он прекращает быть головною активностью, внешней по отношению к «сердцу», и актуально переходит к нему, соединяясь с ним воедино. Специфическая операция! Осуществляет же её внимание (προσοχή — способность концентрации и интроспекции, внутреннего самонаблюдения и самоконтроля) – важнейшая категория и основное орудие умного делания, «корень всей внутренней духовной жизни» (Феофан Затворник). Прежде всего, происходит поворот, обращение сознания «отвне внутрь»; затем начинается самое «сведение». Оно рисуется как путь ума в сердце, на котором ум встречает определенные препятствия и, преодолевая их, изменяется, испытывает внутреннюю трансформацию. Первое из препятствий-воображение, фантазия.
Следующий этап — решающий. Вместо того, чтобы рассматривать сердце извне, ум присоединяется к его работе, начинает делать то же — тем самым, как раз и оказываясь сошедшим или сведенным в сердце. При этом должно произойти изменение, а то и полная смена всего множества умственных энергий.
создается новый тип энергийного образа, в котором энергии умственные и душевные образуют единую структуру, «сочетание ума с сердцем», «умо-сердце». Эта энергийная структура – порождение подвига и один из его центральных элементов, несущих опор. Сцепка умственных и душевных энергий (куда возможно подключить и энергии телесные обладает известной прочностью и устойчивостью.
Другими словами, сведение ума в сердце дает возможность осуществлять блюдение сердца (как видим, блюдение вовсе не наблюдение!) или, что то же, хранение сердца, φυλακή καρδίας; причем хранение сердца и хранение ума оказываются неразрывно связаны и взаимно равносильны.
Но меня, как и в других аналогичных случаях, интересует вопрос о "ПРОТО", в данном случае, о тех качествах ума, которые безотностельны к религиозной аскетике, ничего о ней "не знают", но объективно принадлежат развитию ума в том же направлении. Два качества легко извлекаются из приведенного описания: нерассеянность, сосредоточеность (держание предмета) и нефантазийность (самоконтроль, рефлексивность). В скобках я привел термины, которыми эти качества обозначены в СМД-методологии. Если к ним добавить императив различения ("мухи отдельно, варенье отдельно"; ср. евангельское "различайте духов), то приходим к тому, что в развитии методологического мышления можно видеть своего рода проторелигиозную аскетику ума. Ничего себе вывод!