chur72.Для меня вся эта область ихнего фантазирования в новинку, потому интересно. Контрастом с нашей фантастикой. Все это работает на типологию идеалов.
Сюжет можно прочитать в Вики. Я суммирую свои впечатления по нескольким основным темам.
Технология.
Речь идет о середине НАШЕГО века. Расцвет биотехнологий и био- (в том числе генной) инженерии.
Еды всем вдоволь, в основном искусственной. Питание убоиной не запрещено, но презирается.
Медицина творит чудеса. У главного героя рядом с будильником находится «фармацевтический блок», с которым он в постоянном диалоге:
– «Приготовить мелатониновый курс, который к завтрашнему вечеру вернет тебя в норму?»
– Приготовь, – Я прижал большой палец к стеклянной трубке, крохотное перышко чуть царапнуло кожу, выдавило еле заметную капельку крови. Неинвазивные микроанализаторы вот уже два года как появились в продаже, но для меня они еще дороговаты.
– Дать снотворного?
– Угу.
Фармаблок тихо загудел, готовя лекарство в точности по моему теперешнему биохимическому состоянию и ровно столько, чтобы я проспал до двух. Встроенный синтезатор использует набор программируемых катализаторов, десять миллиардов электронно преобразуемых ферментов в полупроводниковой микросхеме. Процессор погружается в раствор исходных молекул и может синтезировать несколько миллиграммов любого из десяти тысяч лекарств. Во всяком случае любого лекарства, на которое у меня есть программа и оплачена лицензия.
Машина выдала маленькую, еще теплую таблетку. Я сунул ее в рот.
– «С апельсиновым вкусом после тяжелой ночи»! Молодец, не забыл!
Я лег на спину и стал ждать, когда таблетка подействует.
Не везде, правда, но в клиниках Сант-Яго и Бомбея, могут за секунды проанализировать вирус неизвестной болезни и синтезировать необходимое лекарство…
Цифровые чудеса. Программа Сизиф мгновенно предоставляет информацию по запросу, включая персональную. Программа Очевидец корректирует зрение, убирая помехи и настраивая на целевые объекты (например, лица злоумышленников в толпе). А при повторном чтении текста компьютер, им управляемый, выделяет в тексте куски невнимательно прочитанные в первый раз.
У героя, журналиста, в кишки вживлена камера для съемок, откуда отснятое по его команде передается на персональный компьютер.
И т.д. и т.п.
Особое внимание – тому, что называется «гендерной миграцией», т.е. сознательному выбору и изменению своей половой принадлежности.
«Уже почти сто лет люди, рожденные с несоответствием психологического гендера физиологическому, могут изменять свое тело, причем год от года операции делаются совершеннее. В 20 х нашли другое решение: изменять пол мозга, подгонять существующую в нем схему тела под реальную. Многие – среди них заметное число транссексуалов – бурно протестовали против легализации НКП, опасаясь, что операцию будут делать принудительно или в младенческом возрасте. Однако к сороковым годам страсти улеглись, и возможность стала вполне законной: примерно двадцать процентов транссексуалов прибегают к ней по собственной воле.
Один, родившийся с женским телом и после операции превратившийся в эн мужчину, захлебывался от восторга: «Это оно! Это мое! Я свободен!» Другая – выбравшая НКП– взглянула в зеркало на свое не измененное лицо и заявила: «Такое ощущение, будто я очнулась от сна, от галлюцинации, и вижу себя такой, какова я есть».
В результате, помимо, нормальных мужчин и женщин (их приходится специально маркировать, добавляя в название «эн-»: эн-женщина) и обычных гомосексуалов, мы будем иметь, например, «у-мужчин»:
«У мужчинами становятся, чтобы дистанцироваться от слабостей современных биологических мужчин, натуралов. Объявить, что их «консенсуальная общность» – не смейся – настолько немужественна в сравнении с тобой, что ты принадлежишь как бы к совершенно иному полу. Сказать: простой эн мужчина не имеет права говорить от моего лица, как не имеет такого права женщина».
И асексуалов. К этой категории принадлежит Акили Кували, в которую (-ого) влюбляется герой, Эндрю Уорт. В трогательной (пишу без иронии) сцене, где после множества драматичных событий, пережитых вместе, дело доходит до объяснения, очаровательная (-ый) Акили так отвечает на горестное недоумение Эндрю:
– Почему? Как можно так возненавидеть свое тело?
– Здесь нет ненависти. Просто я не собираюсь идти у него на поводу, – стараясь не раздражаться, мягко ответил(а) он(а) – как же, должно быть, устаешь без конца оправдываться! … Сторонники культов невежества сами себя загоняют в крошечные клетушки, какие только могут отыскать, и знай себе поклоняются этим оковам – случайным свойствам, дарованным им по рождению, диктуемым биологией, историей, культурой… и готовы обрушиться на каждого, кто смеет указать им, что воздвигнутые ими тюремные решетки на самом деле в миллионы раз мощнее. Но мое тело – не замок. Но и не навозная куча. Эти крайности – для всяческих идиотских мифологий. Технолиберация так вопрос не ставит. Все, что держит тело в узде, так или иначе сводится к физике. Вот в чем заключается глубочайшая истина. Мы можем подвергнуть наш организм любому преобразованию, которое допускает ТВ. …
– Эта самая глубочайшая истина была бы истиной, если бы ради нее тебе не пришлось пожертвовать…
– Мне ничем не пришлось пожертвовать. Разве что коренящимися в недрах лимфатической системы врожденными инстинктами, вызывающими под воздействием неких зрительных и феромонных раздражителей первобытные поведенческие реакции, и потребностью в выбросах в мозг небольших доз эндогенных опиатов».
В этом диалоге употреблены три слова – технолиберация, культы и ТВ, – относящиеся к двум основным глобальным конфликтам описываемой эпохи. Один – между сторонниками ничем не стесняемого развития научного познания, вершиной которого является «теория всего» (ТВ), к созданию которой параллельно подходят несколько ученых, и приверженцами культов (оппоненты называют их «культами невежества»), таких как «Смирись, наука!» и «Мистическое возрождение», обвиняющих науку в изгнании из мира тайны. Другой – между биотехнологическими корпорациями, на поводу у которых и мировые правительства, и ООН, и анархистами-технолибералами, отстаивающими право всех на свободное пользование научными и технологическими достижениями. Технолибералам удалось биоинженерными методами создать остров в Тихом океане и образовать на нем свободное общество под названием «Безгосударство» (Stateless), которому ООН объявило бойкот.
Пожалуй, именно это общество можно считать общественным идеалом автора.
В этом раскладе сил есть еще один важный участник – антропокосмологи. Ученые относятся к ним как к одному из культов, но это не совсем так. Им автор приписывает концепцию (в нескольких вариантах соответственно у разных направлений антропокосмологии), суть которой пока что мною не вполне уяснена, но примерно речь вот о чем. Вселенная имеет информационную природу (вроде сложной компьютерной программы). Она «формируется теми, кто ее населяет и объясняет», т.е. знание о мире меняет его онтологию. В одном из разговоров эта идея иллюстрируется примером Библии, которая онтологически отлична от близкого по размерам и физическим свойствам предмета (немного напоминает то, что Павел Флоренский писал об измененных физических свойствах иконы). «Закон не существует, пока он не понят». «Осознать и тем самым создать…».
Астрофизик Джон Уилер, которого Иган сам упоминает как своего вдохновителя (скачал его статью, про бытие и время), выразил это формулой: It from bit (вещь из информации). В вики есть статьи и про Уилера, и про «цифровую физику».
Вообще, позицию самого автора в отношении описываемых им «новаций» я бы определил как любопытство, практически не окрашенное оценкой. У героя, Эндрю Уорта, не так нейтрально, поскольку происходящее сурово обходится с ним и дорогими ему людьми. Он за науку и против «культов», за технолиберацию и сочувствует жителям Безгосударства, в целом терпим к гендерной миграции, но что-то его все время смущает.
Вот, например, еще одна тема. Ему приходится для фильма брать интервью у аутиста, более того, у пресс-секретаря АДА (Ассоциации добровольных аутистов) Джеймса Рурка. Суть там вот в чем.
Ученые к тому времени открыли, что аутизм связан с поражением в мозгу некоей области Ламента, которая отвечает за видение другого и взаимпонимание. Есть аутисты полные, а есть частичные, вроде этого Рурка, которые достаточно легко компенсируют дефект и социализируются. Так вот, они могут – медицина позволяет – устранить дефект совсем, но – выбирают противоположное: полностью разрушить область Ламента т стать полными аутистами… Вот как Рурк это обосновывает:
«Главное назначение области Ламента – сделать возможным обман. Благодаря ей вы догадываетесь, как воспринимают вас другие, и прячете свои истинные намерения. Если вы умеете прикинуться угодливым помощником, вам легче украсть еду или переспать с чужой самкой. Однако, едва такая возможность возникла, естественный отбор неизбежно выработал и противоядие: те, кто научился различать обман, оказались более жизнестойкими. Как только люди изобрели ложь, пути назад не осталось. Снежный ком мог только расти.
Уорт возражает:
– Моделируя других людей, можно не только обманывать, но и сотрудничать. Сопереживание сплачивает общество на любом уровне. … эволюция изобрела взаимопонимание. Оно позволяет перенести некоторые – или даже все – черты, ассоциируемые с драгоценным эго – моделью себя, – на модели других людей.
Можно без вреда для мозга взять из него небольшое количество нейронов и глиальных клеток, вернуть их в эмбриональное состояние, размножить в пробирке и впрыснуть в поврежденную область. Эмбриональные гормоны введут клетки в заблуждение, и те, поверив, что находятся в формирующемся мозгу, попытаются заново выстроить недостающие синаптические связи. У полных аутистов такое лечение редко дает результат, но у людей с небольшими зазорами выздоровление наступает в сорока процентах случаев.
– «Добровольные аутисты» не против такого варианта. Мы боремся лишь за то, чтобы нам разрешили другой выход.
– То есть увеличить зазор?
– Да. Вплоть до полного удаления области Ламента.
– Зачем?!
– Опять таки, вопрос сложный. У всякого своя причина. Во первых, мы хотим иметь возможно более широкий выбор. Как транссексуалы».
Вот где-то здесь и нужно искать суть либерального идеала.
Да, еще две замеченных мною особенности.
Там, как и положено в романе о глобализованном будущем, действуют представители разных народов и рас, однако нигде в описании внешнего облика не упоминаются цвет кожи и другие расовые признаки.
И среди очень большого числа упоминаемых стран нет России.