Анализ модальности долженствования показал, что в способе бытия бытийно должного,— т. е. ценностей — присутствует модус необходимости. Эта необходимость, в отличие от онтологической, существует независимо от возможности. … Такая абсолютная необходимость, поскольку она имеет отношение к ценностному характеру как таковому, сама является ценностью. Она придает идеальному бытию ценностей ту приподнятость над сущим иного рода, ту отрешенность от относительного, то неизменное существование по ту сторону бытия и небытия, которые невозможно выразить в каких-либо терминах, и в которых заключен «авторитет» этих принципов… . Эта необходимость придает ценностям их весьма своеобразную всеобщую значимость — для всякого, в том числе и отклоняющегося случая — всеобщность, которая продолжает существовать даже в конкретизации и индивидуальности материи (там, где только может учитываться какой бы то ни было случай) и сохраняется точно такая же, не ослабевающая, непреклонная, не допускающая никаких компромиссов, вплоть до трагических ценностных конфликтов жизни. …
И эта ценность необходимости имеет свою противоположность в ценности свобод. Это свобода, которую как раз те же самые ценности, причем именно в их абсолютной необходимости, оставляют тем самым существам, которые причастны им в ценностном чувстве. Дело в том, что личность, знающая о необходимости, тем не менее не испытывает принуждение с ее стороны. … Если бы описываемая необходимость была привязана к возможности, то она была бы равна онтологической необходимости, а личность была бы подчинена ей, как закону природы. Причастность к ней не была бы тогда чем-то возвышающим и отличительным, не извлекала бы человека из ряда природных существ. Именно недостаток принудительной силы в долженствовании есть ценность, причем, основная конституирующая ценность для нравственного существа. Первоначально возможными акты, которым вообще может быть присуща нравственная ценность, становятся из-за этого бессилия в абсолютной необходимости долженствования бытия.
Такое положение дел достаточно парадоксально. Именно то, что проявляется как некий недостаток в способе бытия ценностей — неспособность прямо детерминировать реальное, широко распространенное несоответствие им реального (в том числе и реального человеческого поведения) — в смысле морального феномена является бесконечно ценным. Это бессилие ценностей обусловливает положение личностного субъекта в мире как той инстанции, что опосредует воздействие ценностей в реальном. За счет этого акты, при помощи которых субъект приступает к реализации бытийно должного, являются носителями высших, нравственных ценностей. И если бы подобного начинания не было, то в мире не было бы ничего, в чем могли бы проявиться нравственные ценности.
Следовательно, свобода, которую описываемая необходимость ценностей оставляет субъекту, сама является основной элементарной ценностью. Она — и это в ней антиномично — ценность, хотя противостоит необходимости, которая является точно такой же основной элементарной ценностью, модально ее ограничивает.
Можно сказать, ценно здесь собственно антиномическое отношение самих этих двух ценностей, их обоюдная компенсация и ограничение. Ибо в этом отношении неопределенности между ними коренится положение нравственной личности вместе со всеми ценностями, носителем которых она тем самым становится.