Вот как эту апорию излагает Сократ (в «Софисте», пер. А.В.Родина):
«– На самом деле, дорогой, мы стоим перед весьма трудным вопросом. “Представлять и казаться, но не быть” и “говорить то, что не истинно” – всё это вечно вызывает трудности: так было в прошлые времена, так это и сейчас. Каким образом говорящий о “ложной речи” или о “мнимой действительности” не допускает противоречия, [понять], Теэтет, весьма трудно. – Что [ты имеешь в виду]? – Такая речь осмеливается предположить существование небытия (to me on), иначе ложное не стало бы сущим» (236d-237a).
Ложь есть род небытия, как речь о несуществующем. Конечно же, не в том смысле, что нет самой речи – нет того, о чем она. И парадокс состоит в том, что о несуществующем нельзя сказать ничего определенного, ничего вообще сказать нельзя. А значит, бессмысленен вопрос о собственном смысле термина обозначающего несуществующее.
Платон решает этот парадокс с помощью еще одного верификационного шага: он различает небытие как противоположность бытия (uk on) и небытие как иное по отношению к бытию (me on). Второе, как я это понял, можно в современных терминах назвать «относительным небытием»: собственно, всякое иное есть небытие по отношению к тому, что оно «иначит». И только второе для Платона осмысленно и о нем можно говорить.
Дальше я отступаю от Родина (вернусь к нему позже, вместе с Аристотелем) и хочу ухватить некую особенность и трудность платонизма, которая вроде бы до сих пор актуальна. Для Платона ведь по-настоящему истинно, осмысленно и реально (субстанционально) только благое (прекрасное, доброе и т.д.). Все иное по отношению к этим «благостям», в сущности, не существует, оно есть лишь дефицит благого. Нет не только небытия как такового, но и зла. «Смерти нет, это всем известно. Повторять это стало пресно». Во всех этих относительных небытиях субстанционально только остатки того, что они отрицают. И только у них можно искать – в рамках платонизма – можно искать «собственный» смысл, сущность.
Остается сказать – от себя, – что, при всей привлекательности такого отношения к «ложным видам», неотвечаемость вопросов о сущности зла, смерти и т.д. как-то… смущает.
И в качестве довеска – неожиданная находка в книге Артема Кобзева о китайском неоконфуцианце Ван Янмине (XV-XVI века). Это цитата из Чжуанцзы. «Разбойника Чжи спросили:
У разбоя тоже есть путь (дао)? – А как можно двигаясь куда-то не иметь пути?».
Тот же ведь парадокс.
