Есть еще серия публикаций на эту тему знающей дело
solinsky:http://solinsky.livejournal.com/51074.html
http://solinsky.livejournal.com/51225.html
http://solinsky.livejournal.com/51633.html
http://solinsky.livejournal.com/51958.html
http://solinsky.livejournal.com/52121.html,
из которой я приведу итоговый вердикт:
«Итак, можно выделить три устойчивых характеристики в практике принятия решений ПМПК относительно детей из учреждений:
– использование ограниченных подходов к оценке развития ребенка, ориентация на удобство ребенка для системы, игнорирование принципов и практик интегрированного образования;
– использование решений ПМПК сотрудниками учреждений общественного воспитания для облегчения своей деятельности, стремление избавиться от сложных детей;
– высокий уровень взаимопонимания между сотрудниками учреждения и ПМПК при принятии решений».
Скажу еще своими словами, погрубее и попроще: источник зла (гипердиагностики) автор видит в том, что работники учреждений общественного воспитания (детсадов, школ, детдомов) стремятся облегчить себе жизнь, избавляясь от «трудных» детей, а ПМПК помогают им в этом (по причине профессиональной отсталости и административной солидарности).
Поводом вернуться к этой теме стало для меня то, что в свою последнюю смоленскую поездку я встретился и поговорил с директором Центральной ПМПК Смоленской области – сейчас это Центр диагностики и консультирования – Натальей Ивановной Диваковой.
(Кстати сказать, solinsky написала в конце своей серии, что «последние 15 лет ряд регионов проводит реформу ПМПК – их включают в состав психолого-медико-педагогических центров помощи семье и детям, внедряют технологии пролонгированного наблюдения за детьми. Однако трудно судить о том, насколько при этом изменяется подход к решению проблемы». Вот в таком центре я и побывал).
Перескажу наш разговор с Н.И.Диваковой, местами цитируя дословно. Постарался задать все острые вопросы, разве что с оговорками, что сам не знаю, так ли все плохо, но говорят…
Сначала объективка. Помимо областного центра и областной ПМПК в области есть еще два территориальных, в Смоленске и Вязьме. Остальную область обихаживает этот центр, нагрузка велика. График работы такой: в понедельник, вторник, четверг и пятницу работа в самом Центре, по средам выезд в районы, где к этому времени собирают для обследования и консультации детей со всего района. Отдельный график – для интернатов.
Центр подчиняется Департаменту по образованию и науке.
ПМПК – одна из составляющих Центра и начальное звено его работы. Кроме того, имеется методическая служба, проводящая практикумы, семинары, тренинги, круглые столы для работников системы образования – у себя и с выездами. И еще консультационно-диагностические группы, о которых НИ говорила много и с увлечением.
Есть три состава ПМПК, сменяющие друг друга. В каждом – педагог-психолог, логопед, олигофренопедагог, сурдопедагог, психиатр, невролог и педиатр. Профессионализм своих работников НИ оценивает высоко. (Сама она имеет высшую квалификационную категорию как директор и как педагог-психолог. По первому образованию химик и биолог, проходила лет 15 тому назад двухгодичный курс в Академии повышения квалификации работников образования в Москве. Называет в числе учителей М.М. и Н.Я.Семаго, О.С.Никольскую по аутизму и А.Р.Малера).
Я сразу же пытаюсь выйти на заострение, рассказывая обо всех обвинениях и подозрениях в адрес ПМПК, которые довелось слышать. НИ обстоятельно отвечает.
Что помогает избежать ошибки?
– Хотя непосредственное наблюдение и тестирование, вербальное и невербальное, ребенка длится всего 15-20 минут, но, помимо этого, анализируется вся медицинская документация, беседуют с родителями или воспитателями. И после обсуждения принимается коллегиальное решение. При малейшем сомнении, когда ребенок «непонятен» кому-то из членов комиссии, его помещают в консультационно-диагностическую группу Центра для пролонгированного наблюдения.
Спрашиваю о переосвидетельствовании.
– Это входит в функции комиссии. Иногда при первичном освидетельствовании комиссия оставляет за собой право через год пересмотреть свое решение». Пересматривать приходится не потому, что ошиблись – хотя и такое возможно, – а потому, что ребенок мог в этот раз неудачно «сработать» – везли издалека, встал в пять утра, автобус… Не всегда полны и достоверны медицинские сведения, что-то может быть не отражено: обстоятельства протекания беременности, травмы… всё может стать причиной задержки развития.
Многими, насколько я знаю, ПМПК воспринимаются как диспетчерская служба по распределению детей между учреждениями разной коррекционной специализации. Так воспринимают ПМПК критики, так, по мнению критиков, воспринимают себя и сами комиссии. А принимают ли на ПМПК другого рода решения – рекомендуемые индивидуальные траектории, занятия по специальным методикам (без направления в спецучреждение)?
– Первое. Мы никого никуда не направляем. Мы только определяем состояние ребенка. Врачи, психиатр и педиатр, ставят диагнозы. Логопед делает логопедическое заключение, психолог – психологическое… И принимается коллегиальное решение: что ребенку на сегодняшний день рекомендовать. Рекомендуем школу такого-то вида, обучение по такой-то программе. А куда – это решает Департамент. Причем родитель может принять наше решение или не принять, это его право. Мы его, кстати, всегда об этом предупреждаем.
Бывает и такое: родитель не видит проблемы ребенка, очень часто бывает. Это еще один большой пласт работы комиссии – попытаться убедить, нарисовать зону ближайшего развития ребенка. Но принимает решение только он!
Стоп! Я уверен, что в этом случае имею дело с подлинным специалистом и просто добрым и разумным человеком. Но острые вопросы возникают из предположения (вполне обоснованного, НИ дальше подтвердит это), что не во всех ПМПК это так. А что гарантирует от последствий неграмотности и недобросовестности? И еще. НИ говорит о праве родителей не согласиться с рекомендацией. Разумеется, такое право есть и у директора детского дома, но, если сопротивление родителей легко себе представить, то со стороны администрации учреждения, которое направило ребенка на обследование… Не спросил, часто ли такое бывает, но с одним таким случаем знаком: в «Нашем доме» http://gignomai.livejournal.com/631671.html мне рассказывали о том, как они оспаривали диагнозы ПМПК и отстаивали своих детей, но опять-таки – часто ли такое?
НИ продолжает.
– Иногда, когда родитель категорически не принимает нашего решения, мы предлагаем ему прийти с ребенком в нашу консультационно-диагностическую группу и поработать вместе с нами. В группе с ребенком работают логопед, психолог, воспитатель, если это дошкольник, или учитель, если школьник. Его обязательно наблюдают врачи – психиатр, невролог, педиатр. Наши наблюдения – во время учебной деятельности, в режимные моменты, воспитательные моменты – обсуждаются на консилиуме в группе. И каждый из специалистов индивидуально беседует с родителями, рассказывает о результатах наблюдения. Ребенку (и родителям) даются домашние задания – с учетом его образовательного уровня…
Возвращаю разговор к опасности помещения ребенка в коррекционное учреждение с облегченной программой, не дающей полноценного образования и этим закрывающим для него многие пути. Есть ли реальная возможность различить отличить умственную отсталость от задержки психического развития (ЗПР), в том числе обусловленной запущенностью ребенка?
– Конечно, есть, это принципиально разные вещи. Умственная отсталость – это тотальное и необратимое (хотя и разной степени) поражение коры головного мозга. Его нужно обучать по специальным программам. ЗПР же, даже органически обусловленная, это именно задержка, которая всегда поддается компенсации. Это не крест, абсолютно нет! Это – норма, т.е. с ребенком с ЗПР нужно работать, чтобы в конечном счете привести его к норме.
Детям с ЗПР, подчеркивает НИ, дают, должны давать то же самое образование, что и в массовой школе, они получают те же аттестаты. Особенности их обучения состоят в том, что им создают особые, помогающие условия – 12 человек в классе, дополнительные занятия со специалистами.
А вот если мы не будем ему помогать, то он может в конце концов попасть и в умственно отсталые.
Но детей с ЗПР (VII вид) и с умственной отсталостью (VIII вид) попадают в одни и те же учреждения VII -VIII вида?
– Да, они могут учиться рядом, но занимаются они там по разным программам.
Вот это надо проверить, сомнительно. Понятно и, наверно, экономней объединять, поскольку нужны одни и те же специалисты. Но организовать занятия по разным программам в одной школе… Спрошу.
Ссылаюсь на фильм Погребижской http://gignomai.livejournal.com/575755.html: тягостное впечатление от убежденности педагогов, что они имеют дело с детьми неполноценными. И различением ЗПР и умственной отсталости там и не пахнет. И занятия по общей облегченной (обедненной) программе.
– Не имеют права! Я вам скажу: дело в том, что у нас не хватает специалистов. Вот у нас, в школах Смоленщины, работают люди, которые в большинстве своем закончили пединститут как учителя-предметники. Но они не знают основ дефектологии, возможностей ребенка, не знают, что такое задержка… Я не виню этих людей…
Но это одна сторона. Есть и другая тенденция: будем всех обучать в массовой школе. Да не должно быть такого! Он не умеет себя обслуживать, не может сам в туалет ходить, сам есть…
А я опять за своё. Решения ПМПК носят рекомендательный характер. Но диагноз, за которым авторитет специалистов, действует не слабее, чем насилие и определяет административное решение, которое может оказаться губительным для ребенка. Несут ли они ответственность за неверный диагноз?
– В какой-то степени да. Но в большей степени нет.
Не уточняя, что здесь означает степень ответственности, НИ убеждает меня в том, что они делают все возможное, чтобы застраховать от ошибки. Изучение и принятие во внимание всех сведений (см. выше), коллегиальность, пролонгированная и повторная диагностика при сомнениях…
И мы всегда решаем в пользу ребенка, в пользу более высоких возможностей. Пытаемся вытолкать его туда, где надо поработать – ему самому и педагогам. Нам школа присылает ребенка с характеристикой, что он не хочет учиться, мешает работать, хотят, чтобы его послали в учреждение VII-VIII вида, а мы видим, что это – норма и рекомендуем обучение в массовой школе.
О любимом детище – консультационно-диагностических группах. Дети находятся в группах от 2-х недель до 3-х месяцев, иногда, по решению ПМПК, и больше, год, а то и два (дети из отдаленных районов, где нет никакой помощи). Домашняя обстановка (видел, правда, уютно). Зеленый уголок (в комнатах санпины не дозволяют). Много чего, не буду перечислять.
Напоследок, наиболее впечатлившее: есть группа для детей с высоким уровнем интеллекта. Эксперимент начат семь лет тому назад. Это родительские дети-дошкольники, они живут дома, сюда их приводят и здесь с ними занимаются, готовят к школе, и наблюдают за ними, исследуют все стороны одаренности. На основании наблюдений даются рекомендации родителям и школам, куда они пойдут учиться. Сейчас третий выпуск, их взяли в трех лет и доведут до школы, т.е. 4 года; прежние группы длились два и три года.
– Совместное проживание детей с высоким уровнем интеллекта и детей с ограниченными возможностями – это так интересно! Они участвуют в общих утренниках. Поначалу было полное отторжение со стороны «умниц», а потом они стали одной семьей…
Каков итог? Что я увидел?
Первое. Появление у ПМПК новых инструментов, дающих возможность добиваться более надежного диагноза.
Второе и третье – это изменения в сознании работников ПМПК и работников интернатов.
Первое объективно, но работает только при наличии второго и третьего, а они, увы, не гарантированы повсюдно (мне-то явно везет на хороших людей).
Если же все-таки ставить вопрос о гарантиях, то пока не встречал ничего более убедительного, чем то, пишет в конце своей серии постов
solinsky:«Важнейшей задачей становится уход от монопольности как в подходах к оценке развития ребенка, так и доминировании институций в принятии решений. При этом в отношении детей из учреждений важно найти такой способ регуляции, который бы позволял включать в процесс принятия решения о судьбе ребенка с особыми образовательными нуждами независимых участников, которые бы могли предоставить альтернативы устройству ребенка».
