Андрей Михайлович Ковалев, лет 50-ти. Работает с 1990 года воспитателем, а недавно вот стал замом.
Я сразу начинаю с ходячих обвинений в адрес детских домов – насилие и т.п. Привожу цифры, которые часто называют.
– Это общая статистика по стране или регион какой-то они брали? И кто говорит, дилетанты или специалисты? – Ну, говорю, например, специалисты, на основании своего опыта разговоров с родителями, взявшими детей на воспитание из детдома. – Ну, поговорим сейчас об этом.
– У нас есть проблемы. Но вот смотрите, мы пережили весной астаховскую проверку. Сам Астахов, правда, не приезжал, были его представители. Обошли всё, везде копались – тумбочки, кровати. Слава Богу, ничего не нашли – кроме гвоздя в тумбочке у одного маленького. Ничего такого, чего нельзя детям, карт там или чего еще. В туалете у девочек унюхали запах курева, так я им говорю: да, курят девочки-девятиклассницы. Не мы их этому учим и как это пресечь? И что только в детдомах сейчас подростки курят?
Ну, а материальная база у нас, конечно, не соответствует тем условиям, в которых должны воспитываться наши дети. Спальный корпус (мы после разговора прошлись по нему и будут фотки) 1962 года и капитального ремонта не было. Косметический мы делаем, но канализация, водопровод, подвал – всё в запущенном виде. Но это же не от меня зависит – денег не дают на это. Мне важно, чтобы дети были сытые, одетые, чтобы было где спать, и это обеспечивается.
Посмотрите Сафоново, Ярцево – там, конечно, с этим лучше: евроремонт. (В Ярцеве я на следующий день побываю).
Может быть, у этой комиссии цель такая была – посмотреть и, если так плохо, то давайте закроем… Но закрыть нас нельзя. Потому что какие дети ко мне приходят? Большей частью дети тех, кто воспитывался в этих школах-интернатах. Молодые мамки 90-х, когда у нас кризис был, нарожали детей и теперь эти дети воспитывают таких же… Их ни родственники не берут, ни в приемные семьи – этот контингент детей, я считаю, у нас будет всегда – невостребованных. И интернаты для них будут существовать. Но не в таком виде.
– А все-таки как вы считаете, в чем причины вторичного сиротства? По-моему, напрасно ссылаются на генетику…
– Везде пишут, что интернат воспитывает иждивенчество, они на всем готовом, выходят в жизнь такие-сякие, неприспособленные. Нет. Я сам много лет работал воспитателем и я считаю, что все что можно, даже как мужчина, я им даю. И навыки трудиться, что-то мастерить, и нести за себя ответственность – всё это мы даем. Люди, которые здесь работают, наши воспитатели, они, может быть, семьям своим меньше уделяют внимания, чем этим детям. И даем этим детям мы даже больше, чем своим домашним.
Но почему же они все-таки остаются неустроенными в жизни? Я думаю, процентов 10-20, до пятой части, не находят себе места в жизни и возвращаются сюда. Почему?
Ну, во-первых, дети слабенькие к нам приходят, физически и социально запущенные. Если ребенок пришел в первый класс и доучился до 11-го, он будет нормальной личностью. Но если он пять лет не учился и пришел – извините меня, как я могу за оставшееся у меня время всё это искоренить. Вот таких процентов пять-шесть у нас есть, – которые приходят с улицы уже поздно. Мы, единственно, держим их год-два, чтобы дать аттестат.
Раньше к нам приходили дети из приютов в начальную школу, и мы потихоньку искореняли всё это. Приходят из департамента, спрашивают: почему у вас такая текучесть, дети бегают и т.д. Я говорю: а если он бегал до меня пять лет. Как я могу сказать, чтобы ребенок сразу вписался в режим – этого нет и не будет, улица его уже испортила. Кого-то мы удерживаем правдами и неправдами, но на это нужно время. Минимум лет пять-шесть надо с ним помучиться, чтобы он встал на путь истинный.
Детей алкоголиков очень много сейчас появилось. Вот вы говорите: гены! До 14 лет мальчика жалеем, холим, и он вроде нормально учится. Как 14 – поехало, проявляются совсем другие наклонности. Начинаем думать, в кого он пошел, в отца или в мать.
Таких тоже процентов 10 наберется. Вот и получается, 20, пятая часть.
Астахов говорит: вы плодите преступность! Да не плодим мы ее, они уже стали такими в социуме нашем.
Но! Все-таки мы с ними работаем. И бОльшая часть поступает учиться, становятся людьми… Раньше классы большие были по 20-30 человек, сейчас вдвое меньше. Выпуск – человек десять из 11-го класса и человек 15-20 в 9-ом.
И смотрите, сейчас какая тенденция пошла. Хороших детей никто в интернат не отдает, родственники берут. А мы берем тех, кто уже никому не нужен. Которые уже как-то себя проявили – психически, социально, педагогически запущены. Мы занимаемся их перевоспитанием.
Я пришел в 90-м. Денег нам почти не платили, продуктами иногда выдавали. Кто-то ради семей ушел туда, где платят. Но бОльшая часть воспитателей осталась.
Снабжение было плохое, дети ходили в фуфайках, которые нам воинская часть отдала, латали, перешивали…
Это было время первых кооперативов, самогоноварение началось. И у нас дети самогонку пробовали пить.
Но ведь не ушли! У нас тогда было меньше побегов, чем сейчас, когда всё есть. И меньше кричали: дайте нам то, дайте нам это, чем сейчас, когда они ни в чем не нуждаются. А сейчас это вот иждивенчество, правда, есть. Хотя мы всегда говорим: прежде чем взять, ты сам сделай.
Естественно, и его спрашиваю про период, когда было хозяйство. Он его застал.
– Так ведь, наверно, с точки зрения преодоления иждивенчества это хорошо было?
– Вы знаете, мы хотели бы. Говорили в прошлом году с администрацией. А они нам сказали: Ребята, вы можете все что угодно делать, но учтите, нужна лицензия, столько-то нормативных документов, чтобы мы могли реализовать свою продукцию, чтобы она попала к нам на стол. Врачей нужно пройти, санэпидстанцию… Вам легче купить у кого-то.
А что касается трудового воспитания, был такой у нас план: чтобы дети что-то производили. Но – вы были у нас в мастерских? (Тогда еще не был, позднее заглянул). База у нас очень слабая. Хотели бы мебель для интерната делать – кровати, тумбочки. Станки хотим завести. Но нужны, средства, специалисты. Мастер на пять тысяч не пойдет, ему хотя бы двадцать… И надо менять программу. Ведь сейчас стандарты – одинаковые, что для лицея, что для такого интерната, как наш…
Вот есть у нас кабинет автодела. Ребята очень хотели: дайте нам автодело, будем оставаться в 10-ом классе, чтобы права получить. И что вышло? Дети учились, а прав им не дают – нет 18-ти. А тогда, говорят, зачем нам два года сидеть, мы можем и после армии на права сдать. Классы стали маленькие и бОльшая часть после 9-го уходит в училища. Девочки далеко не все идут на права учиться. И вот хороший кабинет, оборудованный, там и тренажеры, и компьютеры… А права не дают. Надо бы изменить правила: пусть бы они сдавали экзамены, получали права, но на руки давали бы им по достижении 18-ти. Хотим в этом году решить эту проблему.
– А мыловарение? – Мыловарение, да, детям это интересно. Но! Когда они одни этим занимались, это шло. А теперь, когда все кругом мыло варят, наше не выдерживает конкуренции. Так, для себя, на подарки, а на продажу, чтобы прибыль была, это нет. То же и с мебелью – если получится, себе делать будем, а на поток поставить, на рынок, это при наших материалах и умениях не получится.
Так что я говорил? Интернаты закрывать не будут, так как все равно будут приходить к нам дети, не нужные, ни семье ни нормальной школе.
нормальная школа за что борется? За успеваемость, за качественное обучение. Как видят, что ребенок прогуливает уроки, не учится, так сразу письмо в органы опеки, лишаю родителей прав и этого ребенка – к нам в интернат.
Рассказывает про свой первый выпуск, 1997 года. Взял в 1990 пятый класс и довел до 11-го. Из девятого класса (27 человек) человек семь прошли тюрьму. Во втором выпуске (2000) из девятого класса (20 человек) человека 2-3 побывали в тюрьме, а из 11-го – ни одного.
Ну и последний выпуск – все поступили, все учатся, никто, слава Богу, не сел.
Поэтому социализация наших детей, да, требует изменений. И мы говорили с директором, о том, что надо что-то делать, чтобы дети трудились. Будем это решать.
Пока это только самообслуживание. Но ребята не отказываются участвовать в ремонте спального корпуса, с удовольствием работают – для себя, понимают это.
Спросил про самоуправление. Это в помощь?
– Да. Во-первых, хорошо, что инициатива исходит от них. Во-вторых, берут на себя ответственность: сами решили.
Провели выборы. Но опять трудность. Малыши не могут в этом участвовать, не готовы. А старшие – только его поставят, а ему уже уходить.
Всё меняется. Раньше он приходил в первый класс и доходил до 11-го. Прислали, забрали, потом, может быть, вернули… Т.е. у меня разношерстный состав, нет единого коллектива, который проходит весь путь, с первого по 11-й.
В прошлом году у меня было 120 человек. Так из них 40 новых пришло, т.е. на 30% коллектив поменялся! И в этом году хороших самых забирают в семьи, остаются невостребованные, и плюс еще новые придут.
Но педагогический коллектив у нас хороший. Большинство проработало по 15-20 лет, а молодые специалисты, которые приходя – это дети во многом наших педагогов, они систему нашу знают.
Наркомании у нас, слава Богу, нет. Был случай, пришли два мальчика в прошлом году и принесли с собой, так выяснили, что они и раньше этим занимались. Сразу же искоренили. А в области есть районы, где процветает наркомания…
В последнее время вот еще какой негатив. Пришли девицы в 8-9 классы, опасный возраст. Летом они гуляли – первая любовь, сами понимаете, и вот беременность. Два случая в девятом классе.
– Родили?
– Да, абортов мы не устраиваем. Родила, отдала в Дом малютки – ьна время, пока не закончит школу. Отказа не писала, мы ее не пугали, не подталкивали к этому.
– Ну это не худший вариант.
– Но раньше такого не было. Будет ей 18, возьмет его. А придет ли этот ребенок ко мне в интернат, не знаю, может быть, и придет.
Или приходят уже мамами. Она в 15 родила и органы опеки решили отправить ее в интернат, чтобы училась.
– А ребенок?
– А ребенок в семье, у мужа (он старше ее). Она у нас, а муж с ребенком там. Вот попробуйте ее воспитать! Она не учится, прикрывается ребенком: я – молодая мама…
И еще есть у меня одна молодая мама – в седьмом классе родила. Ребенок в Доме малютки. Договорились: ты учишься здесь, ребенок пока там, закончишь – заберёшь. Шли ей навстречу, возили бы ее ку ребенку… А она вдруг: ни учеба мне не нужна, ни ребенок – хочу к нему, к сожителю…
Вот в этом у меня сейчас проблема: что девки стали рано созревать, а головой не думают. Некоторые рожают, чтобы из интерната уйти. Вот одну спрашиваю: ну зачем тебе сейчас рожать? Хочу замуж, хочу замуж! Куда тебе? 17 лет, всё впереди. А я говорит, не хочу, пусть плохо будет, но там. Расписались с парнем старше нее, уехали. Не знаю, живут ли, вряд ли…
Разговор идет кругами. Опять заговорили о труде и о бумажных препонах.
– Да сейчас, чтобы на экскурсию отправить, я должен согласовать, какой я ему паёк даю. Вот до чего дошло!
И еще. Сейчас нам сказали, что главная задача интернатов – готовить ребенка в семью. Или в свою, или в приёмную.
Вот и дальше говорят: зачем вам профобучение, зачем вам то-то, если нужно только, чтобы дети у вас немного адаптировались, подзабыли своё прошлое, а вы их готовьте для потенциальных родителей. Вот в чем дело. Может, это и хорошо…
Но! Вот только при мне – забрали троих, а двоих вернули. Забирают мелких, первоклассников, а как доходят до восьмого класса, идет возвращение.
Или вот так бывает. Саша Д. у меня был. Его забрали в пятом классе, а в восьмом вернулся. Я его спрашиваю: Саша, почему? Ты же хотел (а там отец – дальнобойщик, Сашке нравилось). – Знаете, АВ, у них же свой ребенок. И я вижу, что ему больше внимания. Я и психанул.
Дети начинают требовать: дайте мне то, что вы обязаны дать. Они же теперь за него деньги получают…
И еще одну тему затронули. Я спросил, бывают ли у них усыновления за границу. Да, говорит. И сейчас бывают, но в основном больных, которым требуется особое лечение, а в 90-е годы массовое было. Сейчас эти дети иногда приезжают. Говорят с акцентом, немного свысока смотрят. Не жалеют. А потом у них российское гражданство остается. Захотим – вернемся, но пока не хотим. Семьи уже многие завели, у некоторых своё дело, в Италии например…
Идем смотреть спальный корпус. Фотографии будут в следующий раз.