autrement_que) у Левинаса про различие между собственными Именами Бога (Тетраграмматон и еще несколько) и нарицательными (Благой и т.п.) и задумался о смысле клички (она же прозвище, она же ник). Про нарицательные имена сказано: "То благодаря чему эти Имена приближаются к Богу, как к сущности, это же их отдаляет от непредставимого и святого Бога, т.е. абсолютного, по ту сторону всякого представления и всякой сущности". Тогда как "при обращении к Богу через имя собственное утверждается отношение, несводимое к познанию. Познание тематизирует, определяет или обобщает и, тем самым, подразумевает, что его коррелят является конечным и имманентным бытием. В откровении же...парадоксальным образом сохраняется трансцендентность того, что является".А вот теперь о кличке, даваемой другому или себе самому. С одной стороны, кличка почти всегда "говорящая", это субстантивированное качество. В этом ракурсе она аналогична имени нарицательному и то, благодаря чему она приближает к человеку, как к сущности, она отдаляет от него как от непознаваемого. Но, с другой стороны, можно и прямо противоположную функцию у нее видеть. Дело в том, что наши официальные имена все-таки тоже "говорящие". Они говорят о поле, этно-культурно-конфессиональной принадлежности, а с учетом уменьшительных и проч. форм еще и о возрасте, но главное - о принадлежности к миру, где общаются культурно, вежливо. А кличка как раз и вычленяет человека из этого зауряд-мира, тем самым его индивидуализируя - как и имя собственное по Левинасу.
Т.е. это в зависимости от "для чего" клички, функциональной оказывается аналогия.
Забавный пример вспомнил. В одной компании, которую я знавал, не входя в нее, в юности, очень любили давать друг другу прозвища. Притом чаще всего обидные, стёб такой был. И категорически нельзя было обижаться и требовать, чтобы кличку "отменили" - в этом случае, наоборот, еще больше и обидней припечатывали. И вот один чел по имени Гена прозывался попеременно за упитанность Кабаном (или Кобаном, искажение слов тоже любилось), Фарцо за соответствующий промысел, еще как-то, забыл, а когда он слишком возмущался его стали звать собственным именем "Геннадий", произносимым так, что уж лучше "Кобаном"...