По перрону за кипятком идут люди в мышиных френчах. Медали, нашивки, но на рукавах желтые повязки с буквами "В.П.". Офицеры. Двое из них стоят в тамбуре. Мимо наш парень, штрипка от погонов на выцветшей гинастерке в карманах брюк, с обеих сторон торчат бутылки.
Он им весело:
- Шнапс! Шнапс! - и похлопывает по карманам. Они кисло улыбаются. У парня тоже висят две медали.
Хорошо народ говорит о маршале Тито: он может совершать ошибки, но он никогда не ошибается.
[И что бы это могло значить? ]
В милиции сидит девушка, ждет, чтобы ее проводили на улицу Лесгафта (она где-то на окраине города, за парком культуры и отдыха). На ней светлая гимнастерка с орденской ленточкой, синяя юбка, сапоги.
Широкое, но хорошенькое (даже очень) лицо. Коротко стриженые светлые волосы.
Молодой милиционер - бойкий и разговорчивый татарин, что-то не очень почтительно отзвался об армейских командирах.
- Да ваши здешние подметок армейских не стоят, - вспылила девушка. - Там ведь в траншеях, под пулями.
Упрек по адресу милиционера оказался несправедлив. Он сам был на фронте и ранен в голову. Они разговорились. Девушка была под Сталинградом.
- В каком году?
- В 42.
- А где были... на какой улице? (до этого они расспрашивали друг друга, на каком направлении).
- На Трехгорном.
- Соседи, а я на... (назв. какой-то улицы).
История девушки.
Кончила педучилище. Сама ворошиловградская. С летчиком-мужем поехала во Владимир-Волынск. Муж работать не разрешил. Война. Часть на самолетах в тыл. Девушка в одном капоте, с чемоданчиком к маме. Дома долго не была. Пошла добровольцем. Сначала курсы сестер. Потом передовая.
Путь: к Сталинграду, ранение, догоняет своих в калмыцких степях. Ростов, Мариуполь. 6 месяцев обороны на Миусе. Дальше, к Одессе. Затем перебрасывают в Белоруссию. Рогачев, Пинск, Прага.
Одна вакансия на часть в медучилище.
Встреча с мужем. Новобельцы (?) под Гомелем. Здесь происходит посадка на Москву. На перроне двое пьяных в стельку капитана.
- Надо выручать, попадутся комендантскому, 8 лет получат.
Уговариваю остепениться. Помогаю сесть в вагон. У них плацкарты, у меня нет. Не пускают.
- Это ведь жена моя! - уговаривает пьяный капитан проводницу. Тут летчики какие-то поддержали. Пустили.
А в вагоне много летчиков. Разговор между ними:
- Он-то старый, а она молоденькая совсем.
Один встает, подходит к окну, становится спиной к людям. Фигура знакомая. В лицо заглянуть неудобно.
А пьяный капитан зовет меня с третьей полки: - Зина! Имени-то моего он не знает.
Летчик у окна поворачивается.
- Ванюшка!
Пока не услышал, что тот пьяный капитан и имени не знает, не хотел, чтобы видела, думал серьезное.
В Москве остановились у его сестры в Мытищах. Ванюшкины товарищи за компанию просрочили командировку (в Горький за самолетами) лишь бы дать нам 4 дня вместе побыть.
Теперь хочу на комиссию, чтобы освободили совсем, у меня ведь ранения в живот, плечо и ногу. Устроюсь на гражданской. К матери в Ворошиловград поеду.
ОТЕЦ 240: 1944 (118)
-
Убивать мышонка?
Таня ставит детскую оперу Шостаковича «Сказка о глупом мышонке» и засомневалась. У Маршака мышонок гибнет от своей глупой доверчивости, а Шостакович…
-
Хорош, да?
via abrod
-
Сказалось
Мой Бог един и многолик, Многоочит и многогласен. В былинке малой Он прекрасен И в яром солнце Он велик.
- Post a new comment
- 0 comments
- Post a new comment
- 0 comments