Белые косынки на голове и на таких же белоснежных кофточках, медальончики, в жестяной рамке листок целлулоида, а под ним мужское лицо (фотография для паспорта с белым уголком). Скулы и челка.
Стемнело и грязно-синий купол уже [нрзб.] проколол в одном месте. Сквозь отверстие светится другой, золотой, золотой мир, всегда полный сияния. Не говорите ему, что это звезда. Он не поверит, а если поверит, разве вам не будет жалко его, потерявшего такую чудесную веру.
Разве это характер? Глина, сохраняющая след прохожего, ступившего на нее последним. Новый прохожий - новый отпечаток.
Сурков рассказывает, что Сталин считает потерянным тот день, если он не просмотрит 500 стр. разных авторов (перед войной).
Утро пасмурное. Днем возможен дождь. Но если его и можно предсказать, то совсем не по тем признакам, о которых говорит молодая женщина, стоящая в трамвае рядом с офицером-танкистом. "Днем дождь будет! Душно". В разбитые окна дует сырой ветер, но женщине, конечно, душно и жарко рядом с прижавшимся старшим лейтенантом. Вот остановка, где ей нужно сходить. Жарко становится другой девушке. Качнуло трамвай, и офицер галантно придержал девушку за локоть. Трамвай перестало качать, но рука осталась придерживать локоть. Движение девушки напомнило офицеру о приличиях. Руку пришлось снять. Но трамвай опять качнуло. На этот раз качнулся он, и чтобы не упасть, он удержался за тот же девушкин локоть. Старш. лейтенант - загорелый парень с темнорусыми волосами (кудри из-под фуражки), голубыми глазами и красивыми семитическими чертами лица.
Его приятель, нескладный и высокий капитан (скуластый, с носом-картофелем), одобрительно смотрел за действиями приятеля. Он и сам не против завести знакомство, но не хватает развязности.
Закончилась августовская тетрадка. Она тоже самошитая, обложечка с клапанами. Вот ее последний разворот с отвернутым клапаном, на котором какие-то отдельные слова, записанные на память...
