Горе выкормило
Беды вырастили"
Быстро! Стрижена девка не поспеет косы заплесть!
(Хорошо!)
Из Филаретовского "Потребника" (1623 год, лист 660)
"Воистину суета всяческая! Житие бо се - сон и сень и всуе мятется всяк земнородный".
(Вот формула отношения религии к жизни)
Когда подчеркнута вся книга, не обращаешь на это внимание. Есть люди, у которых подчеркивать - болезнь. Но когда видишь одно подчеркнутое место, веришь, что человек искренно и сильно был затронут этой фразой.
Здесь у фразы "Никогда, мой друг, не помышляйте о земной, страстной любви к какому бы то ни было мужчине" коротко, чернилом: "Дура".
"Без детей горе, а с детьми вдвое".
Хлеб без начинки в виде пирога называется "пирогом с молитвой".
"Подай вам, Господи, больших урожаев, подай вам, Господи, прибыли хлебной в поле ужИном, на гумне умолотом, в сусеке спором [?], в квашне всходом. Из колоска бы осмина, из единого зернышка каравай!"
(Ни одного лишнего слова: на гумне умолотом, в квашне всходом).
"Не хвальна похвальба до дела".
На эстраде, в фойе кинотеатра, старый рояль. Когда-то белозубая клавиатура теперь смотрит оскалом старика-курильщика (щербатая, пожелтевшая!).
Посетитель скучают. Оркестра нет. Но вот на эстраду поднимаются двое офицеров. Один развязно садится за рояль. Несколько аккордов, и аккомпанируя себе начинает петь. Хорошая лирическая песня с добавлением, как ему оторвало ногу, и ей он теперь не нужен. Голоса, конечно, нет. Утесовский речитатив-мелодекламация. Он рыжеват, румян и голубоглаз. Но налет нагловатости и остренькие ушки в сторону говорят о его национальности.
Толстый офицер интендантского вида окликает его из толпы, собравшейся около эстрады. Тапер оказывается не то Канторович, не то Фанторович.
- Пойдем пиво пить.
Минут через 10 он появляется снова. И снова в том же репертуаре.
У базара, чуть в стороне, круглолицый парень пьяно плачет на плече приятеля: "За что? Рубашку жалко ведь! Весь я в крови!". Крови, правда, не видно, но в двух шагах от него, на тротуаре следы происшествия: большая лужа блевотины - огурцы и огурцы.
Муж у нее был молодой и моложавенький, румяненький и круглолицый, одного с ней роста. Она не была красивой, хороши были локоны и скулы, и чрезвычайно легка и изящна походка. Если руки у нее не были заняты, она шла слегка расставив их в стороны, пощелкивая пальцами.
Слабая лампочка за перфорированным железом слабыми пятнами освещает стоя спящих людей, тесно набитых в трамвайный вагон, а на скамейке, тоже стоя, спит девочка-кондуктор. Закрытые глаза и обтянутые скулы делают ее лицо похожим на лицо мумии, только вместо сепии синевато-белая кожа.
Мертвое лицо.
На обороте карточки странная надпись: "От любимого мужа" (какая самоуверенность!).
Малышевский [?] голос в темноте:
"Деньги есть, ложись на нары
Денег нет, ложись на нары".
