Казанка разлилась. Около дамбы грязная пена, как в корыте у прачки. В воде оказались телеграфные столбы, несколько домиков, вдали, тоже в воде, памятник русским воинам, павшим при взятии Казани (где крест?). Казанцы ждут, чтобы скорее спала вода. Тогда они набросятся на поля, ведь пора садить картофель.
Откос дамбы весь усыпан колышками [для огородов].
Агитация за заём «чтобы скорее сыновья возвратились домой», и хотя добавлено «с победой», но упор на «домой».
Под окнами огромная помойная яма – сейчас это зловонная лужа величиною с пруд средних размеров. Старожилы говорят, что при хозяине дома, здесь был чудесный сад. Жильцов, отдыхающих в нем в гамаках, не было видно из-за зелени.
В комнатных туфлях, в нарядной кофточке, на голове шелковая косынка, она с коромыслом идет за водой, пальцы с наманикюренными ногтями придерживают ведра.
Через улицу, из одной парикмахерской в другую (м.б. это случайно) направляется странная фигура. Высокая старуха в вывороченной наверх стеганной подкладке от шубы, с белым мешком за спиной, в новых лаптях, на голове поверх деревенского платка белый вязаный берет с красным цветком. Выйдя из одной парикмахерской, дойдя до середины мостовой и перед входом в другую парикмахерскую, она усердно крестится.
В окнах магазинов видно, как продавщицы наклеивают (как правило горчицей) талоны на листы из каких-нибудь брошюр.
Кассирши в столовых получают для этого кашу.
У окна подавальщица вытирает слезы. Ей не досталось гороха, а овсяную кашу она не ест. «Подавальщицы – последние люди, вот кто на кухне работают, это другое дело». Рядом рабочий собирает с тарелок кости от рагу.
У кассы, на ступеньках лестницы, «молодые рабочие» играют в расшибалку.
[Не понятно, почему кавычки?]
С утра по улицам шествие: с лопатами, колышками – на огороды.