Ага, теперь я понял, откуда отец черпал большую часть сведений о положении в мире – из журнала «Война и рабочий класс», про который узнал из Сети, что он «выходил два раза в месяц. Журнал освещал вопросы внешней политики СССР и иностранных государств и актуальные события международной жизни. В журнале принимали участие учёные, писатели, журналисты, руководители профсоюзного движения в другие общественные деятели. Журнал распространялся по индивидуальной подписке в продавался в газетных киосках». Вот и здесь две страницы выписок оттуда – про все то, что перечислено в аннотации.
Но я это пропущу.
Красивый образ приводит Гоголь, рассказывая о малороссийских песнях:
– Тоскующая дева умоляет Бога, чтобы он засветил на небе восковую свечку, пока ее милый перебредет через реку Дунай.
У начальника конструкторского бюро совещание. В сборочных цехах воруют гидросмесь из системы управления шасси. Инженеры не могут понять, каким образом это делают рабочие. Начальник бригады шасси утверждает, что с самолета, стоящего на шасси, украсть гидросмесь нельзя, но рабочие все-таки ухитряются это сделать.
[Гидросмесь состояла из 30% глицерина и 70% спирта].
Он не видел семьи во время всего срока заключения и, когда его освободили, тоже не смог увидеть: семья была на оккупированной территории. Теперь он занят ее розысками. Ездил в Ростов. Сейчас ищет в центральных учреждениях, в Москве. Но натура берет свое и одновременно с розысками от него забеременела конструкторша, небольшая брюнетка с близко (почти рядом) поставленными глазами. Она разговаривает с подругой:
– Он на днях приезжает из Москвы. Нет, он никаких сведений о них не обнаружил.
Подруга сделала движение, будто хочет ее прервать.
– Ты думаешь, что это к лучшему?
– Нет, я не хотела этого сказать.
И обе смутились. Мысль эта пришла обеим в голову одновременно и не случайно.
«Я вчера работала в ночную и обедала ночью в рабочей столовой. Около нашего стола стоял старик. Он ждал, чтобы за нами вылизать тарелки. Но разве после нас есть, что вылизывать? Мы кончили. Он тоже направился к двери. Там его подтолкнул вахтер, и мы вместе очутились на улице. Он не дошел до забора, упал и умер. Я хорошо запомнила запавшие глаза, следящие за нашими тарелками».
(Это напоминает рассказ, который я слышал в 39 году в очереди за одеялами на Даниловской площади. Мы собирались ехать на Украину в медовый месяц. См. книжку).
[Похоже, отца здесь подвела память: схожий рассказ он слышал на Украине и относился он к 1918 году – http://gignomai.livejournal.com/163275.html].
Вовка говорит: «На работе работают, а на заводе – заводают».
– Гляди, собака дохлая выглядывает из-под стаявшего снега.
(На боку черная косматая собака. Блестит шерсть).
– Я сейчас видел другое. Женщина еле довела до ступенек «Татарстана» мужчину с рыжеватой бородой. Среди рыжеватой растительности белый, покрытый испариной нос. Только он бросается в глаза. В руках кусок хлеба. Ему дала его эта же женщина. Остальные проходят мимо, так же как проходят мимо этой вытянувшейся на талом снегу собаки.
Из стихов Мережковского выдержки – «Протопоп Аввакум», «Франциск Ассизский», «К смерти»…
В такую темную ночь одинокий прохожий обязательно поет для храбрости.
Вдалеке слышно какое-то рявканье, словно много людей одновременно колют дрова. Это какой-то тыловой взвод, выстроившись перед «Ашхане», здоровается с командиром.
Ночной весенний дождик. Еле видный конус падает от слабенькой лампочки уличного фонаря. Столб высокий!..
Снег только что стаял. По шоссе уже шагают колонны людей с именованными колышками делить землю под огороды, кое-где уже вскапывают свои участки, вахтеры задерживают рабочих, проносящих за пазухой лопаты.
