По-прежнему, большие выписки и пересказы из Сеченова, его споры со Страховым…
За март приводят цифру 800.
Проходящие в завод через заводские кабины говорят, что ежедневно выносят гробы. Сестра из медпункта (у нее у самой дистрофия) рассказывает, что либо в пункт приносят умерших в цехах, либо умирают здесь, в пункте.
С Караваева в город гробы перевозят в трамвае. Один раз, судя по тому, что ходили договариваться к диспетчеру и гроб на площадке установили лежа – думается мне, что гроб был с покойником. Все-таки меньше везти на санках. До Арского поля далеко ведь!
На конечной остановке кондуктор перебирается на площадку к вожатому и, дожидаясь очереди на отправку, высокими бабьими голосами, по-деревенски поют песни.
Во 2-ом зале столовой питаются многосотники, рабочие вредного производства, истощенные рабочие (УДП, ОПР* – высшая ступень истощения) и узбеки (здесь их называют «урюки»). Они тоже толкаются среди этой массы оборванных, замасленных рабочих – едящих, стоящих в очередях, путающихся под ногами подавальщиц, подбирающих кости со стола и вылизывающих тарелки, продающих и покупающих хлеб, талоны на обед, пиво и водку, которые получают «вреднички» и ОПР. Смуглые, в ватных халатах и ватниках на них, они хорошо подходят к тону этой столовой: коричневой и сальной. Только держатся они более скученно, чем остальные рабочие, не стучат ложками, когда им долго не подают, и если их не доводят до такой степени, что они начинают кричать по-своему высокими голосами, они молча кушают свое ежедневное: рагу с гречневой или пшенной кашей. Иногда им дают и рис.
* Не смог найти в Сети расшифровки этих аббревиатур. Для УДП, например, только «Управление делами президента».