Журнал Владимира Рокитянского

«Что в этой антиномии (целое и индивид) тезис и антитезис односторонни, заметить легко. Социализм и индивидуализм,— и тот и другой понимаемые строго в смысле вышеизложенной антитетики, которой обычное словоупотребление соответствует лишь приблизительно — как раз суть типичные «измы»: в обоих зерно истины существует по праву, но на все целое оно распространяется неправомерно. Обе теории совершают ошибку абстрагирования, изоляции ценностей, чего не бывает в действительной жизни. Безраздельное господство как одной так и другой основной ценности является узурпацией».
Тема отстаивания автономности «кирпича» от «стены» (аналогия Триты), даже его перед нею приоритетности, продолжает развиваться:
«В случае этики целого ошибка лежит совершенно на поверхности. Ведь само целое, взятое для себя, существует вообще только в абстракции. Его для-себя-бытия в отношении индивидов просто-напросто нет. Оно существует только в индивидах, ибо оно состоит из них. Стало быть, ему следует оставить индивиду его способ бытия и его самоценность, признать его и уважать в нем самостоятельность. Сделать это ему следует не только потому, что индивид иначе восстанет против него, но и потому что оно иначе уничтожится само. Целое должно подтверждать бытие составных частей; но это бытие есть как раз их самостоятельность по отношению к целому. Совокупности, таким образом, следует ради себя самой признать то, что по своей структурной сущности отрицала: аксиологическое для-себя-бытие индивида».
Странная логика! Целое, действительно, не может существовать без своих частей. Но в каком смысле? Целое – это система и ее определенность (о существовании которой и стоит вопрос), если мы воспользуемся понятием системы, может мыслиться как определенность процесса (и функции в составе большей системы), структуры, морфологии и материала. Индивид, его определенность (незаменимость), важен только как материал. Все остальные определенности в принципе не пострадают от устранения кого-то из индивидов и его замены.«Взвод не заметил потери бойца».
Это вовсе не означает обесценивания индивида – только обосновывать ее надо не так, не «от целого».
«Индивид — не просто “часть”. Он, будучи строительным материалом “целого”, все же одновременно является более высоким образованием, личностью в полном смысле,— чем никогда не сможет стать целое. И в той мере, в какой здесь господствует отношение средства и цели, средство перерастает цель. Именно будучи средством для целого (носителя ценностей более низкого порядка), индивид одновременно есть носитель ценностей более высокого порядка, и постольку самоцель. … Целое не может осуществляться как самоцель, коль скоро оно само не является средством для части».
На каком основании Гартман выстраивает эту иерархию: часть выше целого, мне непонятно. Ничем, кроме глубоко засевшего в нем (и доминирующего в современной европейской культуре индивидуализма), объяснить не могу. Для меня так нет такой иерархии как универсального принципа – есть ситуации, когда выше целое, и есть, когда отдельный человек.
Впрочем, дальше Гартман разбирается и с индивидуализмом:
( Collapse )
Немного мутновато, но посмотрим, как он с этим будет дальше обходиться.

Дотошен Гартман!
«Между обществом как целым и индивидом имеется многократно разделенное промежуточное звено, малое общество – группа, община, сообщество по интересам всякого рода, семья и т.д. Они объединяют черты крайностей. Каждое из них есть тоже целое как объемлющее единство индивидов, и одновременно индивид среди прочих обществ того же порядка. Да и народ, и государство относятся как эмпирические и ограниченные образования, строго говоря, сюда, а не к целому в точном смысле слова.
Промежуточные звенья имеют свою самоценность, отчасти имеющую характер синтеза ценностей, хотя антиномия и не разрешается. …
В жизни народов каждый из них играет роль индивида. Точно так же любое государство есть опять-таки индивид с самоценностью такового, и со своей стороны оно способно к более высоким объединениям с индивидами равного порядка. Федерация, федеративное государство, союз государств, даже идея всемирного государства, всегда живая в истории народов, а нередко и актуально востребованная, представляют собой примеры таких объединений. Всякое государство имеет индивидуальную жизнь, подчиненную собственным жизненным законам, которые никак не могут быть распространены на другие государства. Это отнюдь не только «установленные законы», которые касаются лишь поверхности этой собственной жизни. Ибо всякое общественное целое действует подобно личности и несет такую же ответственность — как внешнюю перед другими обществами, так и внутреннюю перед индивидами. И эта его собственная моральная жизнь не сводится ни к позитивному, ни к идеальному праву.
Конечно, нельзя забывать, что сознание, предвидение, действие, вина в государстве в конечном счете падают на индивида. Нет никакого собственно субъекта общества. Вина – это в лучшем случае вина всех (большей частью, фактически, только отдельных лиц); но это не делает общество личностью. Представление недостающего совокупного сознания единичным сознанием, лица, занимающего руководящее положение, достаточно несовершенно. Никакая эмпирическая личность не стоит на высоте требуемого совокупного сознания. И даже там, где она обладала бы им интеллектуально, она не могла бы его иметь морально. Ни один индивид не может оставить своих индивидуальных интересов и полностью раствориться в интересах общества, став исключительно его представителем».
Отсюда – к необходимости института партий:
«С этой точки зрения этически предпочтительным оказывается положение, когда в эмпирическом обществе входящие в него группы самостоятельно представляют свои особые интересы, рискуя, конечно, конфликтовать друг с другом. … Политическая партия имеет этический смысл в том, что она представляет одно из существующих ценностных направлений общественной жизни. Сила партии — это то позитивное, что дает ей ценность; ее слабость — в неизбежной односторонности, в том, что представляется только одна ценность. Всякая претензия сделать одну ценность безраздельно господствующей есть узурпация. Но точно так же и преследование любой партии есть преступление против провозглашенной ею ценности. Партийный конфликт в политической жизни — необходимость, он относится к закономерности жизни общества, ибо это есть позитивный ценностный конфликт и как таковой он сам ценен. Контрценными же могут быть средства, при помощи которых он решается. Типичным образом действий такого рода является недооценка позитивного ценностного характера (партий), распространенное заблуждение, будто в конфликте ценности противопоставлена не ценность, но не-ценность. Всякое взаимное презрение и поношение партий происходит именно из-за этого. Не допускают возможности, что в другой партии также видят определенные ценности и стремятся к ним; приписывают ей то, что для людей невозможно, абсурдно — желание не-ценного ради него самого. …
Тем не менее, существует мораль политической жизни, нравственные основы государственного здоровья и силы: неискаженное, развитое ценностное чувство неизбежного многообразия самих интересов и прав противоречивых стремлений. Смысл этой морали для самого приверженца какой-либо партии заключается в том, чтобы находиться над партией в качестве гражданина государства». (337-339)

И в заключение темы целого и индивида – о народах и человечестве:
«Строгая целое не может быть актуальным, оно есть идея. Индивидуальность личности обычно тоже не может быть таковой, она сокрыта глубоко и в своей самоценности только хочет быть открытой. Конкретную сферу этической действительности образует выросшее в природе или даже исторически созданное эмпирическое общество. В нем, а не в целом в строгом смысле, расцветает изобилие всех тех ценностей, которыми в своем развитии овладевает индивид: витальный тип, язык, нравы, направление духа, культура. Нет никакого языка человечества и никакой единой культуры человечества, есть только языки и культуры народов. …
С этим связано, что самоценность некоего племени или народа никогда не может быть сведена к нивелирующей идее человечества. Они были и остаются индивидуальными ценностями и как таковые обнаруживают то же самое отношение к ценности целого в строгом смысле как ценность отдельного существа к ценности народной общности. … Несмотря на свою антитетику такие ценности требуют друг друга в качестве дополнения. … Многообразие и самостоятельная ценностная дифференциация для раскрытия человечности и его этоса не менее существенна, чем высокая перспектива единства. Ибо не только душевный склад, психический тип, мораль, поэзия, искусство и образование идеалов необходимо являются специфическими, характеризуя индивидуальность данного народа, непонятную и далекую другим народам; но у наций бывает и всемирная миссия, специфическая задача в целом человечества как такового и ради него самого, задача, которую может быть исполнена не им, но именно определенными народами с их особыми дарованиями и неповторимым положением каждого в общем процессе истории.
В этом заключается самоцель народов, их внутреннее определение, их всегда единственная и несравнимая национальная идея. Она существует, подобно идее отдельного индивида, независимо от того, насколько ее носитель — народ — ее исполняет или даже воспринимает. Как и все аксиологически идеальное, она никогда не сводится к действительности реального носителя. Народ может и не понимать своего внутреннего определения, своих специфических ценностей, своей всемирной миссии. Он может предаться чуждым идеалам, может, подчиняясь какому-то превосходящему влиянию, оставить свое собственное направление, допустить насилие над своим духом. И история знает печальные примеры этому. Но разрушение того, что возможно лишь однажды, лишь в одном народе, является трагедией. Ибо народы, как и личности, не повторяются.
И наоборот, величия и высоты пьеса истории достигает там, где такое внутреннее определение исполняется. Ибо самоценности народов, будучи исполнены, переживают их и продолжают существовать как их духовное наследие, когда реального народного тела уже давно нет на свете». (339-340)