– Хорошо хоть русских, – сказал он, – а не казахов. С ними на фронте намучились. Пол-роты было русских, пол-роты казахов. Русский сядет на стул, казах потом на это место не сядет. Друг за друга стеной. Одного обидишь, все за него. Нам надоело это (что это??), и мы тоже стали. Ночью водой обливать стали. После этого роту чисто-русской сделали.
Проводник привел паренька. Посадил в угол. «Поглядите за ним». Еле дышит, точнее не дышит – хрипит. Лицо – грязный мел. Был мобилизован, кажется, из-под Урала. Мобилизован на шахты. Работал проводником вагонеток. По колено в воде. В январе заболел. К апрелю «освободили», послали на выздоровление домой.
– Мне бы только домой доехать. Там и молоко есть, подкормят.
(Слушатели между собой: «Вряд ли доедет»).
Едет налегке. Даже сумки нет.
Показывает на карман. «И рейсовая [?] есть».
Деньги выкрали.
Когда угощаешь хлебом, почти не ест. Сухой хлеб не лезет в больное горло. Только хрипит и кашляет.
Ему уже 19 лет, но впечатление 15-летнего мальчика.
Возвращаются домой еще 3 ремесленника. Две девочки с больными ногами и мальчик с переломанными ногой и рукой. Они были недавно мобилизованы в Сибирь из-под Москвы и из Калининградской области, а теперь ненужные производству совершают обратный 5-тысячный путь.
Их сопровождает военрук училища, раненый в ногу лейтенант. Симпатичное молодое лицо. Нашивка за ранение на груди. Костыль. Семья осталась в Западной Украине. Сам бывший беспризорный. Для того чтобы влезть в вагон, ему пришлось соврать, что у него команда 20 человек, а потом сказать, что остальные разбежались. Это оказалось так правдоподобно, что поверили.
По двору бегает свинья и старики – мать директора мелькомбината и отец коммерческого директора – переговариваются через двор по поводу нее, по-еврейски.
Послушно (и безвольно), как в точности похожие друг на друга вагоны товарного эшелона следуют за паровозом.
Ветер гонит по земле тополиный пух, тот задерживается травой и ямками, и дорога выглядит заиндевевшей.
Продавщица кваса рассказывает:
– Как увижу, узбеки подходят, закрываю окошко: «Кваса нет!».
Когда мимо проходят груженные углем эшелоны – длинные, с двумя паровозами, груженные доверху, – ощущаешь смешанное чувство гордости, удовлетворения и уважения, отнесенные к человеческому труду + неудовлетворенность и неловкость, отнесенные к себе.
Даже в переписке между собой он, по крайней мере, редко называл дочку по имени. Для него существовала юридическая «дочка», которой нужно посылать деньги.
Правда, привычная картина: заходящее солнце и возвращающиеся с пастбища коровы? По закату и по передней корове можно погадать о завтрашней погоде.
Как приятно слышать такую фразу от старушки, присевшей отдохнуть на деревянный тротуар: «Этим шляхом, большаком к Немецкому пройду?».
Записи перемежаются выписками из "Дневника писателя" Достоевского.