Сны принято толковать, цыганки и психоаналитики сделали это своей профессией. Толковать, чтобы понять, что сон значит.
Ну да, когда сон уже увиден, такая потребность появляется, особенно если хочешь его рассказать. Тут толковательные слова еще и компенсируют то, что ты это видел, а тот, кому рассказываешь, нет.
Но есть и другое отношение: сон служит пониманию «бодрственной» действительности, он ее «толкует». Потребность выйти за границу, создаваемую сеткой привычных, социально нормированных категорий – по существу, слов, и даже не слов, которые ни в чем не виноваты, а «речёвок», – стремится найти удовлетворение во сне. (Кто-то для того же грибы особые кушает).
И это связано, по-моему, с темой души и тела (см. http://gignomai.livejournal.com/147331.html). «Здесь», бодрствуя, мы сущность видимого ищем как невидимое, как идею (а идеи, они по ведомству души). «Там», в сновидении происходит «выворачивание» (есть такое слово у методологов, хотя я, наверняка, перевираю его смысл), и «сущность» становится зримой, слышимой и осязаемой, т.е. телесной. Телесная сущность идеального.
Сновидение, таким образом, это тренинг перехода границы.