(Желтым я выделяю цитаты, синим - пояснения "в сторону").
ЛЕКЦИЯ 4. ДЕКАРТ
Мы – вместе с европейской мыслью – делаем еще один шаг, который можно коротко обозначить так: мысль находит самое себя.
Гегель: Философия, вступившая на свою собственную, своеобразную почву, всецело покидает в своем принципе философствующую теологию и оставляет ее в стороне, отводит ей место
по ту сторону себя. Здесь, можно сказать, мы очутились у себя дома и можем воскликнуть, подобно мореходу, долго носившемуся по бурному морю, «суша, суша!». …
В этот новый период всеобщим началом, которым регулируется все на свете, является исходящее из себя мышление, внутренняя жизнь, которая… представляет собою вообще своеобразие
христианства и является протестантским началом, благодаря которому мышление было общеосознанно, как то, на что каждый имеет право притязать. …
Таким образом, все то, что притязает на признание его прочным, человек должен усмотреть своей
мыслью.
Что это конкретно значит, мы увидим, познакомившись с мыслью французского философа Декарта.
Рене Декарт, или лат. Картезий (> картезианство), род. в 1596 г.
Его называют «отцом современной философии».
Гегель: Влияние этого человека на его эпоху и вообще на ход развития философии так велико, что как бы ни было подробно изложение, оно не будет слишком пространным.
Старинный дворянский род. Иезуитская школа. Много и всякого читал, но (Гегель) «его юношеское чтение в иезуитской школе и его дальнейшие занятия внушили ему сильную антипатию к черпанию знания из книг, овладевшую им после того, как он с большим рвением предавался их изучению».
Париж (1614, 18 лет). Светская жизнь (> придумал нумерацию кресел в театре). Бросил на два года, уединился для занятий, вытащили друзья.
1619 (23 года) Отправился в Голландию на военную службу, в баварские войска – Тридцатилетняя война между католиками и протестантами (1618-1648, Вестфальский мир). На зимних квартирах занимался науками, в частности математикой. На .одной из таких квартир в нем пробудилось стремление пересоздать философию и проложить свой путь в ней. Обет Богородице предпринять паломничество в Лоретто (> где находится «Святая хижина», или «Дом Богородицы», которую ангелы перенесли из Назарета), если она поможет ему осуществить этот план.
В 1621 (25 лет) оставил военную службу, совершил несколько путешествий – по Германии, Польше, Швейцарии, Италии и Франции.
Уехал в Голландию, жил там с 1629 по 1644 – написал и издал большинство своих сочинений, вел полемику с критиками, в т.ч. защищал от нападок духовенства.
Шведская королева Христина пригласила его в Стокгольм, где он и умер в 1650 г. (54 года).
Переходим к его взглядам, точнее к его рассуждениям. Д. не излагал готовые идеи, а рассуждал, приглашая своих читателей рассуждать вместе с ним.
Гегель: Изложение, особенно в тех его философских произведениях, которые содержат основы его философии, носит весьма популярный характер, заставляющий очень рекомендовать их для начала философских занятий. Он берется за дело очень просто и по-детски: он просто рассказывает по порядку о своих мыслях.
Рассел: Д. пишет не как учитель, а как первооткрыватель, жаждущий сообщить о своей находке.
Сами сейчас в этом убедимся – буду много цитировать.
1. Прежде всего Д. выработал для себя – и поделился с читателями – методом, т.е. правилами, которыми нужно руководствоваться в познании, «которые не позволят тому, кто будет ими пользоваться, принять ложное за истинное и, избегая бесполезных умственных усилий, постепенно увеличивая степень знания, приведут его к истинному познанию того, что он в состоянии постичь». Это из «Правил для руководства ума», там их 21. В более позднем «Рассуждении о методе», он свел их число к четырем:
1. Правило очевидности: Никогда не принимать ничего на веру, в чем с очевидностью не уверен; иными словами, старательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не может дать повод к сомнению. Говоря о таком усмотрении очевидности Д. прибегал к метафоре «чистого света разума», в котором без каких-либо посредников нам явлена вещь.
2. Правило анализа: Разделять каждую проблему, избранную для изучения, на столько частей, сколько возможно и необходимо для наилучшего ее разрешения. Сложное разделять на простое, т.е. такое, что «знание о чем столь ясно и отчетливо, что ум не может разделить его на большее число частей».
3. Правило синтеза: Располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания более сложных. В результате анализа и последующего синтеза мы восстанавливаемом умом устройство познаваемого предмета.
4. Правило контроля: Делать перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено. Таньга: инвентаризация.
Первое правило легло в основание философии Декарта, его метода радикального сомнения.
2. Вопрос о начале философствования. Принцип радикального сомнения: мы должны во всем сомневаться, чтобы утвердиться на том, что не допускает сомнений.
(Это не скептицизм, для которого сомнение во всем – конечный результат мысли. Декарту нужно прочное знание).
Декарт: Так как мы родились детьми и делали многообразные суждения о чувственных вещах раньше, чем мы обладали способностью вполне пользоваться нашим разумом, то нас отбрасывают от познания истины многочисленные предрассудки. Мы, по-видимому, никак не можем от них иначе освободиться, чем таким путем, что мы однажды в своей жизни будем стремиться сомневаться в том, относительно чего у нас будет хоть малейшее подозрение, что оно может оказаться не достоверным. Скажем еще больше: будет даже полезно признать ложным все то, в чем мы сомневаемся, дабы мы нашли тем более ясным то, что наиболее достоверно и наиболее доступно познанию.
Но – интересная, очень важная оговорка:
Однако, это сомнение должно быть ограничено, оно должно простираться лишь на рассмотрение истины, ибо в том, что касается нашего поведения в жизни, мы вынуждены выбирать вероятное, так как там мы часто потеряли бы возможность действовать раньше, чем мы были бы в состоянии разрешить наши сомнения.
> актуальность этого, мой опыт
Д. продолжает:
Но здесь, где дело идет лишь о искании истины, мы главным образом будем сомневаться, существует ли что-нибудь чувственное и представимое. Мы будем сомневаться в этом, во-первых, потому, что мы находим, что чувства нас часто обманывают, и будет сообразно с благоразумием не доверять тому, что нас раз уже обмануло. Затем также и потому, что нам ежедневно во сне кажется, что чувствуем или представляем себе много такого, чего никогда не было, и у сомневающегося нет в распоряжении никаких признаков, по которым он различал бы сон от бодрственного состояния. Мы, значит, будем сомневаться также и во всем другом, даже в математических теоремах, отчасти потому, что мы видели, как некоторые люди ошибаются в том, что мы считаем самым что ни на есть достоверным, и признают достоверным то, что нам кажется ложным.
Появляется довод «от Бога»:
А затем потому, что мы слышали, что существует Бог, сотворивший нас, могущий все сделать, и, следовательно, Он, может быть, сотворил нас такими, что мы неизбежно заблуждаемся. Если же мы воображаем, что мы существуем не благодаря Богу, а благодаря чему-то другому, скажем, благодаря самим себе, то еще более вероятно, что мы таковы, что заблуждаемся.
3. Так что же это такое, в чем невозможно усомниться?
Так как мы, таким образом, отвергаем или объявляем ложным все то, в чем мы каким бы то ни было образом можем сомневаться, то нам легко предположить, что не существует ни Бога, ни неба, ни тел. Но мы не можем на этом же основании предположить, что не существуем мы, которые мыслят это. Ибо противоречиво предположить, что то, что мыслит, не существует.
Поэтому познание: «Я мыслю, следовательно существую» (cogito ergo sum) является первым и самым достоверным, навязывающимся всем тем, которые правильно философствуют. Это лучший способ познать природу духа и его отличие от тела. Ибо, когда мы исследуем, кем именно являемся мы, могущие считать неистинным все то, что отлично от нас, то мы видим ясно, что ни протяженность, ни фигура, ни перемена места, ни что-нибудь другое подобное, которое должно быть приписано телу, не составляет нашей природы, а составляет нашу природу исключительно лишь мышление; последнее поэтому познается раньше и более достоверно, чем какой-нибудь телесный предмет.
> cogitare (лат. думать, размышлять)
Под именем „cogitatio“ я понимаю всё то, что для нас, сознающих притом самих себя, в нас происходит, насколько мы об этом в нас имеем сопутствующее знание. Так что не только познание, воление, воображение, но также ощущение здесь то же самое, что мы именуем cogitare.
Интересная тонкость: это не силлогизм («Все, что мыслит, существует и т.д.»). Но такой большой посылки, которая бы воспринималась как очевидность, нет, она «доказывается» вместе со всей формулой: «Я мыслю» непосредственно содержит в себе бытие мыслящего.
Возражение: почему только "мыслю"? вижу, слышу, хожу тоже ergo sum. Нет! Пример с фантомной болью. Я могу абстрагироваться, отвлечься от всего, о чем я сужу, но не от самого того факта, что сужу.
> abs- tractus > traho, тащить, тянуть, влечь
> против натурализма и формальной онтологизации, когда знаемое принимают за существующее
> Гегель рассказав об этом пишет, что Декарт не развернул свою мысль, остановился на «пустом» существовании. Это сделали последующие философы (Фихте, сам Гегель). Ну и ниточка тянется вплоть до Г.П.Щедровицкого и ММК: концепция рефлексии – мышления, мыслящего себя. И не только индивидуального, но и коллективного (наш семинар с КП и наш семинар с Аришей).
4. Но этого же мало – удостовериться, что есть я. Декарт жаждет удостовериться и в бытии мира, и в бытии Бога. Д. рассуждает так:
Но сознание, знающее достоверно лишь само себя, стремится расширить свои сведения и находит, что оно обладает представлениями о многих вещах, в каковых представлениях оно не ошибается до тех пор, пока оно не утверждает или отрицает, что им соответствует вне сознания нечто сходное. Заблуждение в представлениях имеет смысл лишь в вопросе о внешнем существовании. Оно находит также общие, понятия и делает из них доказательства, отличающиеся очевидностью; такова, например, геометрическая теорема, что сумма трех углов треугольника равна двум прямым; она есть представление, которое само по себе непреодолимо вытекает из других представлений. Но, когда сознание начинает обдумывать, действительно ли существуют такие вещи, они в этом сомневается». Ведь треугольник вовсе не несомненен, так как протяженность не содержится в непосредственной достоверности меня самого. Душа может существовать без тела и тело без нее; одно мыслимо без другого. Душа, следовательно, мыслит и познает другое не столь же ясно, как достоверность самой себя.
И дальше, неожиданный ход:
Душа есть несовершенная субстанция, но обладает внутри себя идеей об абсолютно совершенном существе. Это совершенство не порождено в ней самой именно потому, что она есть несовершенная субстанция; эта идея, следовательно, врождена.
Декарт: Среди различных представлений, которыми мы обладаем, находится также представление о в высшей степени разумном, в высшей степени могущественном и абсолютно совершенном существе, и это — превосходнейшее из всех представлений. … Оно отличается тем, что мы в нем не познаем существование как нечто лишь возможное и случайное, как это бывает в представлениях о других вещах, ясно воспринимаемых нами, а познаем это существование как безусловно необходимое и вечное определение.
Это т. наз. онтологическое доказательство существования Бога – самое интересное и глубокое из целого ряда доказательств, которые изобретались в Средние века.
> онто-логия от греч. ὄν, род. п. ὄντος — сущее, то, что существует + λόγος — учение, наука
Аргумент Канта против онтологического доказательства – тот же, что у самого Декарта против натурализма: мысль об Х и бытие Х – вовсе не одно и то же.
Да и все доказательства бытия Бога позднее разбивались рациональной логикой: доказать неверующему, что есть Бог, невозможно.
А Декарт, удостоверившись в себе и Боге, смело идет дальше. Бог совершенен, значит Он не обманщик!
Первым свойством Бога является то, что он правдив и есть податель всякого света; его природе, следовательно, совершенно противоречит, чтобы он нас обманывал. Поэтому данный нам Богом природный свет или способность познания не может касаться предмета, который был бы неистинным, поскольку к нему прикасается она (эта способность познания), т. е. поскольку он усматривается ясно и отчетливо. …
Этим устраняется сомнение, будто может быть неистинным то, что для нас совершенно очевидно. Теперь, следовательно, математические истины уже больше не должны быть нам подозрительны. И точно также, если будем обращать внимание на то, что мы, в бодрственном ли состоянии или во сне, различаем ясно и отчетливо через наши чувства, нам будет легко познать относительно каждой вещи, что есть в ней неистинного.
Последующая философия, с благодарностью приняв сделанное Декартом, не удовлетворилась этим. Онтологическое доказательство раскритиковал Кант. Но та же логика относится и ко всякому бытию: понятие бытия не выходит за пределы мысли, вовне мышления, оно остается мыслью о том, что вне мышления. Мы увидим, как это пытались преодолеть идеалисты Кант, Фихте, Гегель ( и, напротив, каким путем шли эмпирики).
5. Переходя к миру вне мышления, к вещам мира, Декарт рассматривает понятие субстанции.
> лат. sub-stantio от sub (под)-stare (стоять) – подставка > основание. Пер. с греч. hypostasis.
В философии – то, что существует автономно, само по себе, в отличие от акциденций (привходящих свойств, состояний), существующих в другом и через другое (как, например, белизна или худоба).
> ac (к, в направлении) + cadere(падать) – случай (ср. выпадение).
По Декарту, строго говоря, единственной подлинной субстанцией является Бог, существование всего остального зависит от него.
Но в некотором относительном смысле можно говорить и о субстанциальности вещей. Это – сотворенные субстанции, в отличие от несотворенной – Бога.
Главное различие, которое Декарт проводит среди сотворенных вещей – это различие между мыслящими субстанциями и субстанциями протяженными. Мышление и протяженность – это то, что делает вещи определенными субстанциями. Мышление есть существенный атрибут духа, протяженность – материального, телесного. Все другое – это акциденции, состояния (модусы).
Всё, о чем мы говорили до сих пор относится к тому, что в ту пору принято было называть «метафизикой» – по образцу соответствующих книг Аристотеля (напомнить происхождение названия).
Декарт: Философия напоминает дерево, корни которого – метафизика, ствол – физика, а ветви, растущие из ствола – остальные науки.
6. Физика Декарта резко отличается от натурфилософии Возрождения, видевшей природу как живую, одушевленную во всех своих частях. Мир Декарта жестко разделен на мыслящий дух и материю, которая описывается в терминах протяженности и движения. Все наблюдаемые свойства вещей – это наши впечатления от перемещений материи.
Декарт не допускал существования в мире пустоты, поскольку пространство (протяженность) и материя для него одно и то же. Материя может разрежаться, сгущаться и перемещаться. Это движение материи он представлял в виде вихрей. Мир, таким образом, это огромный механизм, в котором от точки к точки, от вещи к вещи вихрями передается движение…
Д. первым сформулировал два закона, которые потом вошли в систему законом механики (и сейчас изучаются в школах): закон инерции и закон сохранения количества движения (энергии).
При всей кажущей примитивности эта картина мира оказалась довольно плодотворной для развития науки. По существу, и сейчас ученые стремятся объяснять мир через движение материи (теплота – движение молекул, свет – движение фотонов и т.д.).
Помимо механики ему принадлежат открытия в оптике (законы преломления света, радуга), астрономии.
7. Наконец, естественным языком для описания такого механистического мира была математика.
Самое важное достижение Д. здесь - аналитическая геометрия. Рассказать; математическая символика.
8. Ну и, вспоминая о том, что по замыслу этот курс – введение в психологию, обратимся к тому, что Д. надумал о душе (или о тех процессах, которые сейчас принято относить к ведомству психологии).
Оговорка не случайна.
Сначала о животных (в т.ч. и о животном в человеке). Телесные организмы по Д. – это род машин, автоматов.
Декарт (Трактат о человеке): Я предполагаю, что тело есть не что иное, как некая статуя или машина, сделанная из земли, что Бог формирует все намеренно, чтобы сделать ее по мере возможности подобной нам; так что он не только придает цвет и форму всем нашим членам снаружи этой машины, но и вкладывает внутрь нее все детали, необходимые, чтобы заставить ее ходить, есть, дышать и, наконец, чтобы она подражала всем тем из наших функций, которые, как мы можем вообразить, исходят из материи и зависят лишь от расположения или устройства органов.
Животные – это чистые автоматы, движения которых рефлекторны, т.е. происходят как автоматические реакции на движение окружающей материи. Для объяснения того, как совершаются движения и изменения в организме Д. использовал понятие «животных духов» (spiritus animalis), заимствовав его у позднеантичных медиков.
Декарт: то, что я здесь называю духами, есть не что иное, как тела, не имеющие никакого другого свойства, кроме того, что они очень малы и движутся очень быстро, подобно частицам пламени, вылетающим из огня свечи. Они нигде не задерживаются, и, по мере того как некоторые из них попадают в полости мозга, другие выходят оттуда через поры, имеющиеся в веществе мозга; эти поры проводят духи в нервы, а из нервов — в мышцы, благодаря чему духи сообщают телу самые различные движения.
Декарт, таким образом, открыл рефлекс. Это понятие стало очень важным для всей последующей психофизиологии. Рефлекс – это то, что в организме совершается, включая и его внешне наблюдаемые действия, автоматически, в ответ на изменения в среде (стимулы). Декарт считал, что всякое действие телесного организма рефлекторно (ср. бихевиоризм); сейчас в психофизиологии выделяют такой тип действий, рефлекторные, безусловные (мигание, зевота, рвотный рефлекс) и условные, выработанные на основе безусловных, но на другом стимульном материале (Павлов) – например, слюноотделение у собаки при слове «есть» или зевота при виде скучного человека.
9. В отличие от всех существ человек объединяет в себе две субстанции – мыслящую и протяженную. При этом эти две составляющие по Декарту – в отличие, к примеру, от Аристотеля с его иерархией душ – остаются полярными, не имеющими между собой ничего общего.
Отсюда проблема: как это совместить с очевидным фактом взаимозависимости (психофизическая проблема). Два основных варианта решения: психофизический параллелизм и психофизическое взаимодействие. Д. предложил второе. Шишковидная железа (эпифиз) в сердцевине мозга – седалище души в теле.
10. В последнем опубликованном при жизни труде, «Страсти души», Д. развивает теорию страстей (или «аффектов»). Он подробно рассматривает каждую, объясняет ее назначение в системе психики. И разбивает их на три группы. Первая группа – физиологические страсти, здесь ощущение навязывает свой закон субъекту (от восхищения до гнева, от радости до печали). Вторая – психологические, которые могут исходить как от субъекта, так и от объекта (желание, надежда, страх, любовь и ненависть). Третья – моральные, связанные со свободой воли.
11. Наконец, венчает всё этика Декарта.
В основе ее лежит подчинение страстей разуму.
НО:
Декарт: Наши страсти не могут быть вызваны непосредственно нашей волей. Равным образом от них нельзя освободиться просто усилием воли. То и другое можно сделать только косвенно, представляя вещи, обычно связанные со страстями, которые желательны, и исключающие нежелательные страсти. Так, чтобы вызвать в себе отвагу и избавиться от страха, недостаточно только желать этого, а следует познакомиться с доводами, событиями или примерами, убеждающими, что опасность невелика, что всегда гораздо безопаснее защищаться, чем бежать, что победа приносит славу и радость, а бегство — только раскаяние, позор и тому подобное.
Правда, на свете очень мало людей столь слабых и нерешительных, что у них нет других желаний, кроме тех, которые им предписывают страсти. У большинства же есть определенные суждения, которыми они руководствуются в ряде своих поступков. И хотя нередко эти суждения ложны и даже основаны на некоторых страстях, прежде победивших и обольстивших волю, однако, поскольку при отсутствии страстей, определивших эти суждения, воля продолжает следовать им, их можно рассматривать как ее собственное оружие и считать, что души бывают более сильными или более слабыми в зависимости от того, насколько твердо они могут следовать этим суждениям и сопротивляться новым страстям противоположного характера. Однако есть большая разница между решениями, вытекающими из какого-нибудь ложного мнения, и решениями, основанными только на познании истины, потому что, если следовать последним, можно быть уверенным в том, что никогда не придется сожалеть или раскаиваться, а если следовать первым, то всегда появляется сожаление и раскаяние, когда в них обнаруживают заблуждение.
И замечательно-оптимистический конец:
Нет души настолько слабой, чтобы при хорошем руководстве она не могла приобрести полной власти над своими страстями.