Есть принципиальная разница между ветхозаветными заповедями и евангельскими. Там почти все записи – это предписания, что делать и чего не делать: совершать такие-то жертвоприношения и другие ритуалы (дальше множество деталей, сообразных поводу), то-то есть и того-то не есть и т.д. Тут: веруй, люби, надейся, не желай, не бойся, не заботься … Там о действии, здесь о состоянии души, сознания. Там – зарезать Богу ягненка, здесь – принести «дух сокрушен».
И все это суммируется заповедью покаяния – в новозаветном оригинале «метанойя», перемена ума или изменение состояния сознания.
А воздаяние за исполнение новозаветных заповедей – Царство Божие, которое «внутри вас». То есть опять-таки нечто внутреннее, состояние «внутреннего человека».
Это Царство, то внутреннее «самое само» человека, где он «помазанник-христос», «одесную Отца», оно более, чем рядом, оно вот тут…
Из осознания этого и возникает вот это «верою, а не делами», прозвучавшее уже у ап. Павла, акцентированное Лютером и превращенное «харизматиками» в «успокойся, ты уже там, только поверь в это».
Ну и как это исполнить? Сказано "верь", а не верится. Люби, а не любится. Не бойся, а страшно...
Но постойте, а с какого панталыку решено, что это легко – прийти «в себя», стать тем подлинным собой, каким ты задуман, исполнить свое предназначение? Может быть, путь в Царство – это долгий, пожизненный путь со всеми препятствиями, страданиями, возможными падениями и подвигами? Путь, цель которо изменение, преображение, такое, что верить, любить, не бояться и не заботиться станет естественным состоянием, тем "игом", которое легко. То самое, что св. отцы называли аскезой и путем обожения.
Вспомнился излюбленный сюжет русских волшебных сказок: о тридесятом царстве, попасть в которое можно только износив железные башмаки.
А кстати, не знаю, есть ли что подобное в сказках других народов?