В мыследеятельностной методологии различаются два вида работы - онтологическая и организационно-деятельностная, что схематически изображается в виде двух ортогональных "досок" (плоскостей). На объектно-онтологической доске помещаются онтологические картины, изображения объектов. А схемы на оргдеятельностной доске ничего не изображают, их назначение - организовывать деятельность.
Да, стоит оговорить, что, хотя "схема" в методологическом контексте - это чаще всего, действительно, схема-рисунок, такова практика ("методологическая живопись"), но в той же функции вполне может выступить и словесный текст - важно, чтобы за ним стояла и прочитывалась мыслительная организация.
А вот теперь к богословию. Как я, собственно, уже и написал в том посте, в догматических формулах можно видеть не онтологию, не описание того, каков есть Бог (можем ли мы знать это?), а пособие в организации нашего богообщения. Но если мы призваны к тому, чтобы вся наша жизнь была богообщением и богослужением, то аналогия между догматами и оргдеятельностными схемами становится абсолютно прозрачной. Только "деятельность" нужно заменить на "жизнь", поскольку организуются не только деятельность и мышление, но и чувства, и воля... Организация жизни.
В методологии одна и та же схема может выступать как в онтологической, так и в оргдеятельностной функции. А вот применительно к богословию в широком смысле - к догматам, к тем или иным частям библейского повествования, к литургии - вопрос, наверное, может в разных случаях решаться по-разному. Я уже сказал, что основные догматы - о Троице и Богочеловечестве - затрудняюсь понимать онтологически, но как-то понимаемо их оргжизненное применение. Ну вот, например, так.
Или Шестоднев. Ну как его понимать буквально-онтологически? Немыслимо.
А вот Воскресение? Умолкаю. Было - иначе всё прахом. Хотя так ли понятно, что именно это значит?
