И на протяжении этого и других евангелий мы следим за мерцающим единством божественных и человеческих проявлений - вплоть до смертной тоски на Кресте.
Почему не смог увидеть этого гениальный Толстой? А потому, подумал я, что Толстой был напрочь лишен поэтического чувства (помните единственный написанный им за всю жизнь стишок: "Гладко было на бумаге..."). Точнее, оно было у Толстого времен "Детства", "Казаков, но истреблялось им в себе нещадно. И успешно.
А евангельское повествование - это, прежде всего, поэзия, что нисколько не уменьшает реальность повествуемого. Не "всего лишь" поэзия, а подлинная поэзия, которая онтологична, сообщает о той реальности, о которой невозможно рассказать иначе, как поэтически.
И в этом, как теперь понимаю, ответ на давно волновавший меня вопрос о "проторелигиозности" - она вот в этой способности воспринимать неплоскую, поэтическую сторону бытия.
Так что и практический вывод для учителей, желающих развивать в детях (прото)религиозность: побольше хороших стихов, возможно раньше и непременно наизусть!
