Опять разбирательство со мной, с моими усилиями по выстраиванию «жизненной стратегии». Т. начинает с того, что указывает мне, ссылаясь на принятое в культуре, в военном, прежде всего, контексте, понятие стратегии, что в моем ее понимании отсутствует главное для стратегии – целеполагание.
Т: Нет, подождите, Г. Я услышала, что вы говорите. Вы перечисляете то, что вы обычно перечисляете: что у вас жж есть, что вы участвуете в семинаре Антонова… Я знаю, что есть и то, и другое, вот все, что вы перечислили, мы знаем, что оно у вас есть, что вы что-то там делаете. Но вот, когда вы начинаете говорить про стратегию как способ движения по жизни в целом, я перестаю понимать, что вы говорите – потому что оно на все вот, что вы перечислили, на все это разваливается, и никакой жизни в целом я там не вижу.
Я пытаюсь перебить.
Стоп! И основное: если для вас стратегия выступает в качестве такого универсального по отношению к вам метода, как то, куда вы двигаетесь, то должен быть некоторый целевой горизонт, который охватывает все вот это вот и таким образом задает целостность. И если такой целевой горизонт есть, то можно говорить, что вы, например, помогая Тане, вот в этот вот целевой горизонт выруливаете. Но поскольку вы его ни разу не положили, у меня все развалилось, я перестала понимать, что вы делаете…
Я, возражая, говорю, что Т. прервала меня слишком рано
То есть вы надеетесь, что вы сейчас много чего еще расскажете и от этого у вас этот целевой горизонт появится?
Я говорю о том, что эта проблема – отыскания интегрального принципа моей жизни, по отношению к которому все остальное носил бы подчиненный характер – как бы плохо я об этом ни мыслил, это все равно она фоном для всего остается…
Т: А вы сдвинулись с того, что мы в последний раз зафиксировали? Или оно остается вот таким фоном всего в том же статусе, как та баба, которая раз за разом говорит, что она вот тут... Вот с этого места сдвинулись или все так же…
Г: Все так же… Но, хотя это и остается, но я все меньше фронтально этим занимаюсь. Остается как бы тенью за спиной. А занимаюсь я, на самом деле, другими вещами, и там происходят какие-то сдвиги.
Т: То есть, если про то совсем не вспоминать, то в других вещах еще более интересные сдвиги происходят? (Смеется).
Г: Не совсем так. Это был такой разбег – затянувшийся только потому, что вы меня притормозили.
Т: Понятно. (Смеется).
Г: В чем я сдвинулся, я сейчас расскажу…
...
Т: А можете привести чей-нибудь, не обязательно про себя, пример способа проживания жизни? Чтобы понять, про что вообще речь.
Г: В зависимости от того, как человек мыслит, это может формулироваться по-разному. Может быть, неправильно это называть «способом», это может быть принцип, которому человек следует во всем...
Т (понизив голос): Пример приведите.
Г: Деятельностный подход, например.
Т: Человека, пожалуйста.
Г: Пожалуйста. Вот вы называете себя деятельностником... А кто-то...
Т: Г., но это все про организацию сознания. Методологическое сознание и методологическое мышление – вот что является искомой стратегией. Правильно я понимаю?
Я привожу примеры разных мыслительных стратегий, в т.ч. Хайдеггера и Гегеля в интерпретации Ямпольской.
Т. останавливает: Иначе, дальше будет еще труднее пробраться через то, что рассказывает Г.
Я очень четко знаю: для меня примерами хорошо организованных и реализующихся стратегий в каждой точке нахождения по отношению к каждому предмету – хоть там в магазине, хоть там случайно разговаривая на тренировке с кем-нибудь из бойцов, с кем говорю в первый и последний раз – это ЮГ и И.П. Вот И., даже если ей подруга жалуется: что вот то, пятое, десятое, она всегда очень четко спрашивает: ты чего хочешь делать? Вот так, как ты сейчас делаешь, вот это можно еще хотеть, вот это, вот это и вот это. Потому что часто человек, на самом деле, ничего не хочет делать, а просто (смеется) эмоционирует. Она всегда очень целенаправленно общается, всегда понятно, какую задачу она решает.
И то же самое с ЮГ.
И тогда вопрос Г-ю, соответственно. Если вы согласны, что речь идет о некотором способе организации мышления и сознания, то для меня вот это вот...
Я пытаюсь перебить: все понятно…
Т: То, что Г. говорит про стратегию, я пыталась это посадить, проверить в горизонте чисто когнитивном – выяснить, что такое стратегия в культуре. Туда поместить не получилось. Тогда я попыталась заземлить непосредственно на примеры. Тогда выяснилось – ага! – как пример, методологическое мышление и методологическое сознание. У меня в этом горизонте ничего другого нету, я туда и рулю. И я спрашиваю Г-я: вы туда рулите? Или вы что-то отдельно, свое положить хотите? Он сказал, что что-то свое…
Я вспоминаю про необходимость целеполагания.
Т: Нет. Сейчас уже не про цель речь идет. Когда вы сказали про единый способ движения по жизни, я попросила вас привести пример. И дальше я поняла, что, когда вы говорите «стратегия», можно выруливать на способ организации мышления и сознания…
Г: Но, подведя меня к определению стратегии как способу организации мышления и сознания, вы привели мне примеры Громыко и Постоленко, которые организуют свои мышление и сознание под определенную цель…
Т: Нет, Г. Не под определенную цель. И. в каждой ситуации понимает, что она делает. Это вы додумали. Я спрашиваю вас простую вещь: вы так хотите себя организовать? Вот этот способ организации мышления и сознания методологический вас устраивает? Или для вас стратегия – это что-то другое?
Г: Нет, не устраивает. По одной простой причине… Вернее, он меня устраивает, но в другой ситуации и по отношению к другим вещам. Вот когда я знаю, что я делаю и чего хочу – а такого немало в моей жизни, – вот там я готов поучиться действовать именно так и стараюсь действовать именно так.
Т: Понятно.
Г: Не торопитесь. Но дело в том , что вот этот вечный вопрос, на котором мы каждый раз застреваем, я не могу о нем не думать, потому что для меня он, если угодно, как «центр бури»: может быть, там ничего не делается, но все, что делается, оно вокруг него – по моему самоощущению. Почему этот подход мне в данном случае не годится? Потому что то, что я делаю… Сюда том числе входит и целеопределение, и самоопределение… Я хочу сказать, что есть некоторый... такой... ну вот, если представить себе в такой терминологии военной, что внутри меня есть некоторый штаб, где, вообще говоря, и решается самое главное. Там одновременно и цели ставятся, и распределяются ресурсы, и бросаются туда армии, а туда не бросаются. А какие-то армии оставляются, на них плюют, поля ими разминируют или еще что-то там… И вот, если представить себе такой штаб, то встает вопрос: а как он-то должен работать? Вы мне все время говорите так, вот в такой терминологии: а у вас в штабе, что решили? Спрашиваете словами Постоленко: что ты хочешь делать? После этого можно будет говорить обо всем остальном. А я как раз и хочу понять, как штаб-то работает и как он должен работать. Вот когда я говорю стратегия…
Т: А, я поняла. Вы этого штаба не организовывали, но считаете, что все, что происходит, это результат работы этого штаба. Войска разбрелись и, с кем ввязались в войну, с тем и воюют…
Г: Нет.
Т: У вас есть презумпция, что можно добраться до штаба и узнать, что он там думает. Сильная гипотеза…
Г: И так, и не совсем так. Ваш шарж кое-что схватывает, а кое что искажает. Потому что отчасти я туда забредаю, в этот штаб, в решении чего-то я принимаю участие, допущен скажем так. (Т. подавляет смех). Но что-то происходит неподконтрольно мне, и в этом смысле не знаю, бессознательно или через меня там какие-то силы действуют, и как понять, и как поставить это под контроль… Вопрос не совсем решенный… Отчасти я, действительно, могу выяснить – в конце концов, дело ведь не в том, что армии разбрелись, а существует определенная энергетика какая-то… Армия она движется, и она получает какие-то…
Т (устало): Ладно, рассказывайте. Про движение армий я уже поняла. Я не уверена, что в той комнате что-то складывается, вы никогда этого не проверяли.
<…>
Я продолжаю свою волынку про то, что стараюсь на повседневную рутину навешивать некие свои «стратегические» цели…
Наш третий участник, М., приводит мне в пример ГП, для которого другие дела были материалом, а не наоборот.
Г: Я не ГП у него были цели, а моя цель, самая, может быть, главная – научиться целеполаганию.
Т: Г., ситуация простая. Средством что-либо становится в процессе его употребления – что у вас работает, то и является средством. Там можно выделять метод и т.д., а то, что у вас в «той комнате» откладывается, не может быть ни средством, ни методом, ни стратегией.
Я возмущаюсь.
Т: Практикуете вы то, что практикуете, а то, что вы в той комнате откладываете, оно к практике не имеет никакого отношения.
<...>
Т: Смотрите, вам в одной ситуации было все понятно – одним образом, в другой тоже все понятно, но другим образом, а как произошел переход, вы не знаете, поскольку не можете этого положить. И вы предполагаете, что там, «в штабе» это знают…
(В ответ на мою попытку сравнить свою ситуацию с ее ситуацией) Я знаю куда ломиться.
У меня был опыт взятия методологической нормы и попытки ее реализовать; это стоило мне года, я взяла академический отпуск. Мне это знакомо, но я по-другому… (смеется).
Смотрите, «гипер-методологом» можно оставаться так долго, как вам это удается, только в одном случае: когда вы, с одной стороны, конструируете некоторую норму, причем конструируете ее по полной. Вот есть у нее регион (рисует), где без нее вообще ничего сделать нельзя, а есть некоторая такая вот максимальная рамка, гипер-норма такая, не знаю как это обозвать… Понятно, да?
Г: Понятно.
Т: У вас есть ряд процессов, которые так или иначе сдвигаются, хоть и через разрывы, но все равно сдвигаются, и у вас ощущение – откуда-то вот, не знаю, вот отсюда (показывает на схеме) – вам кажется, что раз у вас вот тут вот норма и вот тут сдвижки есть, что, в общем, оно как-то работает… Но просто проблема в том, что у вас, на самом деле, разрыв имеет место вот такой… И то, благодаря чему происходят сдвижки в разных вот этих процессах, которые вы предъявляете, то, благодаря чему вот этот вот реальный деятель тут из ситуации в ситуацию идет… средство оно тут где-то висит и его никому не видно, и вы в своем сознании вот в это все опускаете эту норму…
Я понятную вещь говорю?
Г: Понятно.
[Трудно сказать, насколько я понимал тогда, но сейчас кое-что, кажется понимаю – хотя очень не хватает схемы, а реконструировать ее не могу, значит, не вполне понимаю, увы].
Т: То есть у вас иллюзия... На самом деле, вы здесь двигаетесь благодаря чему-то, но каждый раз оказываетесь вот в такой вот ситуации: вы фиксируете, что сдвижка была, а вот за счет чего непонятно. А вот тут висит норма, но поскольку вы ее ни разу не пытались в полноте реализовать и посмотреть, что вы реализовали… Может быть, вы и пытались ее сюда посадить, но в реале сдвижка произошла за счет чего-то другого (понятно, да?), то есть надо выстраивать... вот это вот соотносить вот с этим…
Иметь вот такую гламурскую норму и тащить ее на себе постоянно можно только в одной ситуации – когда эта норма не реализуется.
Что стоит за этим вязким желанием узнать про себя что-то такое, из чего бы, как из волшебной шкатулки, извлекалось всё - цели, образ жизни, предметы почитания и любования и т.д. и т.п.? "Техническое задание" на жизнь? Что этим диагностируется - какая-то недовоплощенность, недостаток смелости быть собой? Никогда не мог сказать с полною уверенностию, как маленький сынок моего приятеля: "Хочу как я хочу!" - всегда (в трезвом состоянии) задумывался над верностью, уместностью, да и истинностью своего желания... Что-то, кажется, изменилось к восьмому десятку, но подлинно ли изменилось? Может, просто сгладилось вместе со всеми жизненными отправлениями? Не хватает рефлексии - отчетливости в ней, которую мне удачно пожелал один из поздравлявших с днем рождения...
