Для Аристотеля имеет важнейшее значение различие между абсолютным (ἁπλῶς) и относительным (πρός τι, букв. "к чему-то"). Ну например, в начале 11 главы пятой книги - о том, что "первее" - он пишет, что предшествующее таков, потому что оно ближе к некоторому началу, определенному либо безусловно и от природы (ἁπλῶς καὶ τῇ φύσει), либо в отношении чего-то, где-то и кем-то (πρός τι ἣ ποὺ ἣ ὑπό τινων). Причем, очевидно же, что то, что абсолютно, но абсолютно уже не потому, что кто-то принял его за абсолютное, а, так сказать, "абсолютно абсолютно".
Для сознания Нового времени такое немыслимо. Даже Бог есть, потому что я в него верю, убедил себя в том, что Он есть. Ну и мир, само собой, тоже. А. же еще "онтологист", для него осмыслено "на самом деле".
Но - и в этом, как сейчас говорят, "фишка" - он эту абсолютность вставляет в рамку мыслимого. И тем самым - в этом и состоит моя догадка - запускает медленно, но верно разворачивающийся процесс релятивизации, который через все критики и трансцендентализации пришел к постмодерну.
Вот еще один аспект этого. В недавно купленной и просмотренной книжке А.Савельева про историю идеи "универсальной грамматики" я прочитал, как А. иронизировал над пифагорейскими спекуляциями о буквах и числах (как несущих в себе знание о мире). Смысл иронии нам вполне ясен: с чего бы придавать исключительное значение вот этому алфавиту и этой системе чисел (даже если они исторически древнейшие)? Ведь могло бы быть - мыслимо - и иначе! Это ведь все то же испытание бытия на мыслимость, трасцендентальный подход, который "расколдовывает" мир каким он нам явлен.
